Шрифт:
Он прекрасно знал, что для Даши Женька был чем-то гораздо большим. Слишком уж часто они разговаривали о чем-то, понятном лишь им двоим — обсуждали фотографии, фильмы, да все что угодно. Всегда знал, но до сего момента никогда не ревновал. Он ведь и сам любил посидеть в кафе с потенциальным клиентом, при условии что этот клиент был красивой и интересной девушкой. Ни к чему не обязывающая встреча — просто беседа о чем-то и ни о чем.
Это было нормально.
И то, что Даша проводила время с Женькой — тоже было нормально.
До сегодняшнего дня!
До FV!
После того, как все это закрутилось в бешеный водоворот, после того, как Медянск стал опасной зоной, а жизнь стала разваливаться на части у него на глазах, Женька, вдруг, стал не просто другом. Он стал лидером их компании — единственным, ко мог быстро найти единственно-верное решение. Он не позволил им ехать в Медянск, когда первый раз накатила волна потери сознания, и тем самым почти наверняка спас им жизни. Он был единственным, кто не запаниковал, когда пришелец выбрался из Марины, и не исключено что снова спас их всех — и уж точно спас тогда Серегу, на которого хотела броситься эта тварь.
И когда в санаторий нагрянули бандиты — он вышел им навстречу. О том, что произошло там, и как Женька за несколько секунд превратил четырех крепких мужиков в кровавое месиво, выжал словно половые тряпки, Леха не хотел думать. Но в одном он не сомневался — Женька опять спас им жизни!
А потому он не стал больше спорить, когда Женька велел садиться в машину и уезжать. После всего происшедшего он не сомневался, если Женька говорит, что так надо — значит так действительно надо. За эти несколько дней он стал другим — чувствовал опасность на расстоянии, порвал на куски мародеров. И Леха был благодарен ему за все…
Но сейчас, когда его жена говорила о нем с такой тоской, с такой надеждой на новую встречу, в Лехиной душе полыхнула ревность. А следом за ней пришла и ярость. При чем ярость, направленная не на Женьку, а на Дашу.
Да как она смеет? Как может думать о нем, ведь он…
— … Он бросил нас! — Леха не сразу осознал, что произнес эти слова вслух.
— Не бросил, а оставил. Я много думала о том, что случилось за последние дни… Ты знаешь, сколько раз он спас нам жизни? Он отговорил нас ехать в Медянск…
— Да знаю, я, знаю! — зло ответил он. — Сам об этом думал. Женька у нас герой!
— А ты заметил, как он изменился? Стал жестче, сильнее.
— И что? Он бросил нас! Тебя, меня, Аню!
— Просто он понял, что сделал для нас все, что мог! Его помощь нам больше не нужна. Медянск далеко, пришельцы — тоже. Нам осталось только добраться до первого поста ГАИ, и все! А в Медянске остался кто-то, кому он должен помочь. Но я уверена, он найдет нас.
— А ты хочешь этого?
Даша взглянула на него. Внимательно, как умела смотреть только она, читая в его глазах его мысли, видя даже больше, чем видел в себе он сам.
— Да, хочу, — наконец ответила она. — Он мой друг. Да и твой, кажется, тоже.
Ярость клокотала уже в горле, грозя выплеснуться наружу. Нет, это была уже не ярость, ненависть! Захотелось отпустить руль, повернуться к Даше и сжать обеими руками ее горло! И душить, покуда либо ее глаза не закроются навсегда, либо машина не съедет с дороги и не врежется куда-нибудь, и тогда — лотерея! Кто-то из них погибнет, а кто-то — нет! Может быть умрут все, а он останется в живых, или наоборот — он вылетит через лобовое стекло и врежется головой в ближайшее дерево, а всем остальным — хоть бы хны!
Убить! Снова, как несколько дней назад, это слово проскользнуло в сознании, приятно охладив разгоряченный яростью разум. Как тогда, когда он подумал о том, что хорошо бы убить того мента, привязавшегося к Даше с вопросами о том, она ли проломила череп своему клиенту, напавшему на нее.
Убить Дашу, чтобы доказать ей, что ее любимый герой Женька не явится к ней на помощь! Развернуться назад, найти и убить самого Женьку, чтоб неповадно было очаровывать чужих жен!
Убить!
Убить!
Убить!
Ему стало страшно. Страшно собственных мыслей. Как он мог даже на секунду представить, как его руки смыкаются на шее Даши? Как он мог вообразить, как сбивает машиной Женьку, несколько раз за последние дни спасшего ему жизнь? Что же он за человек такой, раз в его сознании рождаются такие мысли, относительно самых дорогих ему людей?
— Леша, — в голосе Даши сквозила тревога. — Почему мы останавливаемся?
Он и сам не заметил, как замедлил ход, и теперь машина едва ползла вдоль дороги, делая едва ли пять километров в час. Его мысли были заняты другим… Страх парализовал его, не давая думать ни о чем другом.