В чужом облике

Аннотация

Пятеро фантастов перенеслись в 1954 год, в тела известных спортсменов. По всей видимости, это сделал какой-то другой автор, сочинивший о них рассказ. Как им вернуться в своё время?

© Ank

Разбудил меня телефон. Я протянул руку и снял трубку. Я еще не совсем проснулся, но что-то в полутьме гостиничного номера встревожило меня, хотя что именно, определить было трудно. — Алло! — сказал я в трубку. — Алло! Это Сэндор Куреин? — спросил незнакомый голос. Секунду-другую я молча смотрел на кровать у противоположной стены. На ней кто-то спал. — Сэндор Куреин? — переспросил голос. — Ну, положим, Сэндор, — ответил я. — Если ты Сэндор, говорит Норрис. Я опять помолчал. Человек в трубке уверял, что он мой близкий приятель, но голос у него был совсем незнакомый. — Ага. — На большее меня не хватило. Я вспомнил, что накануне вечером был не один. На встрече писателей-фантастов, в которой я принимал участие, мне довелось познакомиться с довольно симпатичной молодой женщиной. В соседней же постели возлежал могучего сложения мужчина, которого я видел впервые. — Ты где? — спросил человек, утверждавший, что он Норрис. — У себя в номере, — ответил я. — Сколько сейчас времени? Кто говорит? — Норрис Пейдж. Ты смотрел в окно? — Послушай, Норрис, — сказал я, — зачем мне тащиться к окну? И потом, не знаю, как это объяснить, но говоришь ты вовсе не как Норрис. На часах сейчас половина девятого, а в такое время писателя-фантаста, вернувшегося после встречи с коллегами, не будят. Поэтому положи-ка лучше трубку… — Подожди! — Голос вдруг стал настойчивым. Даже на встречах научных фантастов так не кипятятся. Я подчинился. — Посмотри в окно, — последовал приказ. — Ладно, — отозвался я. По характеру я в общем-то человек покладистый. Я встал. На мне была тонкая зеленая пижама, какой никогда среди вещей моих не водилось. Это открытие мне не понравилось. Осторожно ступая, я прошел мимо незнакомца на соседней кровати и заглянул в щель между пластинками жалюзи. Секунду-другую я не отрываясь смотрел на улицу, затем вернулся к телефону. — Алло? — позвал я. — Что ты увидел? — спросил голос. — Несколько зданий, которых никогда прежде не замечал. — Это не Вашингтон, верно? — Пожалуй, — согласился я. — А кто говорит? — Да Норрис! Норрис же! Я в Нью-Йорке. — Вчера вечером ты был в Вашингтоне, — сказал я. — То есть Норрис был здесь, в Вашингтоне. И голос у Норриса другой. Человек на том конце провода как-то странно хмыкнул: — По правде говоря, тебя тоже не сразу узнаешь. Ты в Бостоне. — В Бостоне? — Да. Джим в Детройте, Лэрри в Нью-Йорке, а Дик в Кливленде. — Жаль Дика, — вздохнул я. Кливленд был моим родным городом. — Всех жаль, — заявил Норрис. — Потому что мы прежние уже не существуем. Посмотри на себя. Я посмотрел. У меня было крупное волосатое тело, облаченное в пижаму. Вместо афинской совы на левом предплечье появилась наколка в виде черепа с кинжалом в глазнице и голой женщины с якорем и змеей. Были у меня на теле и еще кое-какие перемены. — Вот это да! — ахнул я. — Я с шести утра раскручиваю эту историю, — сказал Норрис. — Нас пятерых не то похитили, не то что-то еще… — Кто это сделал? — Меня охватило отчаяние. — Не знаю, — ответил Норрис. — А для чего? — Отчаяние сменил страх. — Не знаю. — Каким образом? — Понятия не имею. — С шести утра, говоришь? — разозлился я. — И что же тебе удалось выяснить? — Нашел тебя, например, — обиделся Норрис. — И Джима с Лэрри и Диком. Спина у меня похолодела, как бывало, когда мне предстояло сдать анализ крови. — Итак, мы очутились в разных штатах, хотя еще вчера вечером были в одном и том же паршивом отеле. Что же произошло? — Успокойся. — Как только Норрис произнес это слово, я понял, что дела наши плохи. — Похоже, что мы не только очутились в разных штатах, но и в прошлом. — Что?! — выкрикнул я. — Сейчас 1954 год, — сказал Норрис. Я молчал. Больше я не скажу ни слова. Еще нынче ночью я сладко спал, а теперь стоит открыть рот, как Норрис сообщает мне все новые и новые сведения, от которых мурашки бегут по коже. Я продолжал молчать. — Ты меня слышишь? — спросил он. Я ничего не ответил. — Сейчас 1954 год. Ты перенесся в прошлое в облике — секунду, я тут записал — Элларда Макивера. Знаешь такого? Я похолодел. — Да, — сказал я. — В пятидесятые годы он был игроком внутреннего поля в команде «Ред сокс». — Правильно. Сегодня вы играете против «Атлетике». Желаю успеха. — А что я должен делать? Норрис засмеялся, не знаю почему. — Играть, — ответил он. — А как нам вернуться обратно?! — закричал я. Человек на соседней кровати что-то проворчал и проснулся. — Пока не выяснил, — ответил Норрис. — Ну ладно, мне пора. Я ведь звоню из другого города. Во всяком случае на этой неделе вам предстоит встреча с «Тиграми», и ты сумеешь обсудить случившееся с Джимом. Он будет в облике Чарли Куина. Игрока второй базы. — Блеск! — отозвался я. — Чудеса да и только! — И не беспокойся, — добавил Норрис. — Ну, мне пора. Потом позвоню. — И он положил трубку. Я посмотрел на телефон. — Чудеса, — повторил я. Человек на соседней кровати приподнялся: — Может, заткнешься, Мак, а? Я уставился на него во все глаза. Наверное, следовало бы спросить у Норриса, в чьем облике пребывает он сам. Ладно, спрошу у Джима. Спустя несколько дней ситуация окончательно прояснилась. Разумеется, от разгадки случившегося мы по-прежнему были далеки, но, по крайней мере, стало ясно, кто есть кто. Вот как это выглядело. Мне такой показатель результативности и мои тридцать шесть лет по вкусу, естественно, не пришлись (Сэндору Куреину еще нет тридцати шести, но Макиверу есть, следующей весной его выгонят из команды), и если мы скоро не вернемся в будущее, значит, я сделаюсь спортивным комментатором или еще кем-то в этом роде. В то утро я отправился на стадион вместе с моим соседом по номеру Тони Ллойдом, здоровенным малым, игроком первой базы. В команде за любовь к деньгам его прозвали Долларом. По дороге он долго и нудно втолковывал мне, что, будь у нашего начальства побольше мозгов, Джеки Робинсону ни за что не удалось бы перейти из клубной команды в команду Национальной лиги. Я не очень прислушивался к нему. На два часа у нас была назначена игра, и так как «Ред сокс» заканчивала сезон весьма неудачно, каждому из членов команды предстояло бегать и суетиться больше прежнего, делая вид, что его крайне заботит исход матча. Что касается меня, то я и в самом деле был сильно возбужден. Боялся я страшно, но радостное волнение меня не покидало. Вслед за Ллойдом я вошел в Фенуэй-парк — сторож у ворот кивнул мне, узнав того, в чьем облике я был, — потом постоял несколько минут в раздевалке, приглядываясь. В детстве я, как и все мальчишки, мечтал стать бейсболистом и вот… И вот я им стал. Отчасти. Бейсболистом уже в годах, который больше сидит на скамье для запасных и ударяет изредка по мячу лишь ради того, чтобы напомнить о своем существовании. Почему, с горечью думал я, уж коли меня заставили путешествовать во времени и пространстве, мне не посчастливилось появиться в облике, скажем, Теда Уильямса, шкафчик которого в раздевалке стоял неподалеку от моего? Я смотрел на Теда, на других игроков, рассматривал полотенца, мыло, содержимое своего шкафчика. Шкафчика игрока профессиональной бейсбольной команды. Внутренняя панель его дверцы вся была обклеена картинками каких-то красоток. Висела экипировка, разобраться в которой я был не в силах. Пришлось понаблюдать, как и в каком порядке одеваются другие спортсмены. По-моему, они заметили, что я за ними подглядываю. Экипировавшись, я пошел по длинному прохладному тоннелю под трибунами и очутился у выхода на поле. Передо мной простирался огромный прекрасный мир Фенуэй-парка. И мне разрешалось выйти туда и бегать по изумрудно-зеленой траве. Надев перчатку полевого игрока, я заторопился ко второй базе. Двигался я, оказывается, неплохо. Но когда добрался до места, меня поджидали неприятности. Во-первых, пришлось здороваться с людьми, которых я видел впервые, а во-вторых, шла тренировка: нам подавали низкие мячи, и мы их ловили. Собственно, ловили они, мне же доставались удары по локтю, по колену и дважды по подбородку. — Глянь-ка на старика, — заметил какой-то малый, отбивая мяч, пущенный низко над землей. Не мяч, а ракету. — Эй, старик, неужели ты будешь торчать здесь и в следующем сезоне? Я разозлился. Мне хотелось показать этому юнцу, на что я способен, но годился я лишь на то, чтобы сочинять научную фантастику. — Будет, — отозвался второй юнец. — Его и похоронят прямо на поле. — Очередной мяч пролетел у меня между ног и поскакал по траве. Юнцы загоготали. Потом бил я. Шел 1954 год, и на подаче стоял легендарный игрок, имя которого гремело в годы моего детства. Я сказал ему, что не очень хорошо себя чувствую, и он несколько умерил пыл. Подачи его были что надо, легкими, всякий раз точно над битой, и мне удалось послать несколько мячей вдоль поля. Я сделал вид, что такие удары, после которых игрок успевает добежать до базы, а потом перебежать с базы на базу, мне нипочем. Я чувствовал себя в прекрасной форме. А когда закончил подавать, на мое место встал Тед Уильяме, изумляя присутствующих мастерством. Потом началась игра. Вот это был спектакль! Смутно помню, как наставлял нас Лу Бодро, наш менеджер, как играли национальный гимн. А затем не успел я сообразить, что происходит, как очутился в углу поля на скамье для запасных, шла третья подача. За нас подавал Фрэнк Салливан, а за Филадельфию — Эрни Портокарреро. Если бы в ту минуту мне предложили вернуться в семидесятые годы и, сидя за машинкой, сочинять фантастику, зарабатывая себе на жизнь, я бы наверняка отказался. Зачем? Лучше остаться в 1954 году и получать деньги за игру в бейсбол. Президентом был Эйзенхауэр. О полетах в космос даже не мечтали. Эрни Ковач и Бадди Холли [1] были живы. Я мог бы составить себе состояние, держа пари на всякую всячину в ожидании, например, появления «Полароида». 1 Известные американские актеры-комики. Нет, не совсем так. Во-первых, у меня были определенные обязательства перед научной фантастикой. Правда, научная фантастика, вероятно, вполне могла бы обойтись и без меня (пусть только попробует!), но Джим, Норрис, Лэрри и Дик тоже очутились здесь, и я должен был выручать своих друзей. Но как? И почему мы здесь очутились? Что перенесло нас на двадцать с лишним лет назад? И тут мне пришла в голову страшная мысль. Значит, через двадцать с лишним лет в Новом Орлеане некий Эллард Макивер, неудачливый бейсболист, так и не сделавший карьеру в спорте, будет сидеть за моей машинкой и печатать мои сочинения? Нет! Мысль эта была невыносима. Если кому-либо и суждено подорвать мою репутацию, пусть это буду я сам. Вечером в воскресенье мы отправились поездом в Детройт. Ну и поездка! Хорошо, что мне так и не довелось принять участия ни в одной из игр в Филадельфии, пришедшихся на пятницу, субботу и воскресенье. Команде «Ред сокс» я был не нужен, везли меня на тот случай, если земля вдруг разверзнется и поглотит четыре пятых состава игроков. Я же ехал в надежде повидаться с Джимом. Конечно, 1954 год имел свои плюсы — я насчитал, по-моему, шесть таковых — но, принимая во внимание все обстоятельства, я решил, что мы должны выбраться из этой истории как можно скорее. У меня лично истекал срок договора с издательством «Даблдей», и мне вовсе не хотелось, чтобы роман за меня написал Эллард Макивер. Если же он напишет его да еще получит премию, тогда мне останется только идти служить в армию или еще куда-нибудь. По счастью, Джим придерживался того же мнения. Он был славным малым, но из-за всего происшедшего превратился в какого-то психа. Ему выпало стать игроком второй базы да еще начинающим, поэтому он трижды пропахал землю носом, пытаясь сделать «дабл-плей». Кроме того, мяч с его подачи то и дело летел в зрителей (что вполне понятно), и тот, в чьем облике он пребывал, явно был ему не по душе. — Желудок у меня всегда пошаливал, — ворчал он. — Но теперь он не принимает даже овсянку. Во вторник, когда проводился первый из детройтских матчей, мы обедали в моем отеле. — Как ты думаешь, кто пошутил над нами? — спросил я. — А ты подозреваешь кого-нибудь? — удивился он. Секунду-другую я смотрел на него невидящим взглядом. Мне и в голову не приходило, что все это могло свершиться по воле Вселенной, а не по чьему-то злому умыслу. Стало совсем тошно. — Послушай, — сказал я, — мы должны верить, что найдем выход из положения. Джим съел еще несколько ложек овсянки. — Ладно, — согласился он, — будем верить. А что дальше? — Следующий логический шаг — предположить, что кто-то проделал все это с нами. Кто-то. Джим посмотрел на меня так, будто вдруг сообразил, что я не совсем в своем уме. — Подобное умозаключение не из самых логичных, — осторожно заметил он. — Тем не менее приходится исходить из него. Не имеет значения, кто именно этот кто-то. Главное — начать действовать в правильном направлении. — Господи, до чего же я ненавижу овсянку! — вдруг вырвалось у Джима. — Подожди. А что, если мы начнем действовать и нас перенесет куда-нибудь еще? Например, в тридцатые годы, и мы очнемся торговцами яблоками? Не надо спешить. Как бы потом не пришлось жалеть! — Ладно, — не стал возражать я, поскольку и сам понятия не имел, что делать дальше. Пускай последнее слово останется за Лэрри. — Правильно, — расплылся в улыбке Джим. — Пусть Лэрри придумает, как поступить. Мы с тобой в фантастике, так сказать, сюрреалисты, а Лэрри — настоящий любитель головоломок. Он наверняка найдет выход. — Правильно, — подтвердил и я. Мы пообедали и отправились на стадион. Во время игры я сидел на скамье для запасных и смотрел, как Джим мечется по второй базе. Очередные игры состоялись в моем родном Кливленде. Я было хотел навестить родителей, посмотреть на себя семилетнего, но тут же засомневался: стоит ли? А когда вспомнил, что придется увидеть еще и брата пятилетним, вопрос был решен. Я отправился в кино. Я поговорил с Диком, который сказал, что его брат Лэрри ему звонил. Лэрри — человек активный, вечно у него целый фейерверк идей. Словом, мы рассчитывали, что он найдет способ выбраться из этой заварухи. — А ты как думаешь? — спросил я у Дика Шрейдера. — Видишь ли, — начал Дик и вдруг сделал то, чего прежде за ним никогда не замечали: вмял щепотку жевательного табака в жевательную резинку и засунул весь комок за щеку. — Если я в последующие недели не сбавлю темпа, то, вполне возможно, закончу сезон с показателем выше.300. И на будущий год запрошу тысяч тридцать, не меньше. — Дик, — громко сказал я, — ты меня не слушаешь. — Ладно. Тридцать пять тысяч. Было ясно, что ничего мне не добиться, пока не начнутся игры в Нью-Йорке, где я сумею все подробно обсудить с Лэрри. Поэтому следующие несколько дней можно, пожалуй, не описывать. Тем более что ничего интересного не произошло, кроме игры с «Иволгами», где мне случилось послать один удар (весьма слабый, с земли) и дать интервью репортеру, который принял меня за Джимми Пирсолла. По окончании первого же матча с «Янки» мы с Лэрри зашли в небольшой ресторан, где он мог не бояться, что его узнают. Мы заказали ужин и, ожидая его, беседовали. — Тебя не волнует, что этот «Немец» Руль будет писать твои книги? — спросил я. — Ничуть, — отозвался Лэрри, жадно глотая пиво. Он здорово им пропах. — Почему? — У меня зародилась надежда. Я было подумал, что Лэрри нашел выход. — Видишь ли, если мы отсюда выберемся, проблема сама собой решиться, правда? — спросил он, сделав еще несколько глотков. — Да, — согласился я. — А если не выберемся, я в свое время превзойду «Немца». — Но ведь пройдет двадцать лет! — воскликнул я. Лэрри это ничуть не встревожило. — Подумать только, какими темами я буду располагать! — размечтался он. — В 1960 году я напишу «Звездный путь», в 1961-м — «2001 год», в 1962-м — «Война звезд», а в… — А что будет с «Немцем»? Лэрри допил пиво. — Когда мы отбыли, существовал в научной фантастике Руль? — Нет. — Значит, его и не будет. — Но был же некто в облике Лэрри Шрейдера? Может, ты, а может, и нет. Чем ты докажешь, что Лэрри Шрейдер ты? Лэрри посмотрел на меня так, будто я окончательно свихнулся. — Для этого мне требуются лишь мои водительские права да кредитные карточки. — Они у тебя с собой? Теперь у Лэрри был такой вид, будто все кончено. — Нет, — ответил он. — Кому на руку вся эта история? — спросил я, когда Лэрри знаком попросил официанта принести еще пива. — Кому? — повторил он глухим голосом. — Кому? — отозвался я. Наступило короткое молчание, а затем мы посмотрели друг на друга. — Кому на руку внезапное исчезновение лучших из молодых писателей, надежды и будущего научной фантастики? — с легкой улыбкой спросил он. — Во-первых, — ответил я, — председателю секции научных фантастов… — Во-вторых, самому уважаемому члену этой секции, — со смехом подхватил Лэрри. — И в-третьих, самому признанному мастеру этого жанра, — добавил я. — Да еще двум-трем авторам, чьи имена для нас не тайна, — заключил Лэрри. — Но зачем они это сделали? — Зачем? Но это же естественная реакция старых динозавров на появление в джунглях первых млекопитающих. Но у них ничего не выйдет. — А как они это сделали? — Я все еще ничего не мог понять. Но Лэрри уже все понял. Своим живым умом он запросто постиг случившееся. Недаром его показатель результативности в команде «Янки» достигал.334, а я сидел на скамье для запасных в «Ред сокс». Да, Лэрри и сам скоро станет динозавром. — Они справились с этим без особого труда, — сказал он, — доставив нас сюда тем же способом, каким мы вернемся назад. С помощью пишущей машинки. — Ты хочешь сказать… — Я глядел на него во все глаза. — Именно, — подтвердил Лэрри. — Если вдуматься, что такое реальность? Когда нам принесли телятину под винным соусом, мы уже нашли выход из положения. От мести мы отказались, поскольку будущее было теперь в наших руках. Ноша эта не из легких, но мы приняли ее с радостью. — А что теперь? — спросил Лэрри, выпив на десерт еще пива. — Возвращаемся домой. Можем прямо сейчас, а можем побыть в 1954 году еще немного, отдохнуть от трудов праведных. — Проголосуем, — предложил Лэрри, ибо он всегда был за демократию. Мы проголосовали и большинством голосов решили немедленно вернуться домой, потому что кое-кому из нас давно следовало отдать взятые в библиотеках книги. Вернуться оказалось крайне просто. Вспомните Дороти [2] с ее красными туфельками. Волшебная палочка найдется. Мы съехались в Вашингтон, потому что именно там расстались. Собрались в большом номере того же отеля, где через столько лет состоится встреча писателей-фантастов. Заказали кока-колу, пиво, присыпанные солью крендельки и чипсы. Включили телевизор (показывали шоу Стю Эрвина) и навели в номере относительный беспорядок. 2 Персонаж книги американского писателя Фрэнка Баума «Волшебник из страны Оз». — Помните, — предупредил Норрис, — ни слова о бейсболе. Говорите только про научную фантастику. — Только про научную фантастику, — повторил Дик Шрейдер. Но заговорили о деньгах. Поделились сведениями, кто сколько платит, что, естественно, повлекло за собой обсуждение деловых и человеческих качеств редакторов. Заметив, что страсти чересчур накалились, мы перешли к таким темам, как «Будущее научной фантастики», «Научная фантастика и средства массовой информации», «Наука и научная фантастика». В это время в номер ввалился невысокого роста толстяк с фотокамерой в руках и сфотографировал Лэрри. Потом сел и стал слушать. Мы угостили его крендельками. Когда мы рассуждали «о читательском спросе на рассказ», в номер явились две странные на вид молодые женщины, одетые так, точно давно путешествуют по страницам романа-трилогии, и начали наполнять ванну какой-то тягучей жидкостью. Их к столу мы не пригласили. Мы беседовали на тему «Научная фантастика как революционное оружие», когда вошли два писателя, литературный агент и еще четыре поклонника нашего жанра. Стало шумно. Джим позвонил, попросил принести лед. Я вышел в холл, а номер наполнялся все новыми писателями и новыми поклонниками, поэтому я направился к лифту и поднялся к себе. Осторожно открыв дверь, я увидел, что свет горит и в комнате кто-то есть. Я хотел было повернуться и уйти, но разглядел, что это та самая довольно симпатичная молодая женщина, которая была со мной в начале наших приключений. Я посмотрел на себя, увидел свое собственное тело (оно вовсе не было таким уж старым, быть может, чуть потрепанным, но зато моим) и понял, что все в порядке. Победа была за нами. Перевела с английского Н. Емельянникова