Сарьон поймал себя на том, что он, несмотря на смятенное состояние, машинально следует заведенному порядку — подсчитывает расходы силы, необходимые для путешествия на такое расстояние. Несколько мгновений спустя, завершив сложные математические расчеты, Сарьон понял, что кардинал потратил много энергии впустую; для каталиста это считалось тяжким грехом, ибо в таком случае он мало того что сам оставался слабым и уязвимым, но еще и давал дополнительную энергию магу, который мог сохранить ее и использовать впоследствии по собственному желанию. Но, как предположил Сарьон, в данном случае это не имело значения. Каким бы искусным математиком ни был кардинал, но все же для того, чтобы прийти к ответу, на который у Сарьона ушли секунды, ему потребовалось бы несколько долгих мгновений. И Сарьон, и кардинал прекрасно понимали, что сейчас нельзя терять даже эти мгновения.

Повинуясь приказу епископа, колдун вошел в Коридор — разверзшийся перед ним голубой круг. За колдуном последовал Ванье, неся на руках свою крохотную ношу. Когда все трое оказались внутри, круг вытянулся, сжался и исчез.

Все было закончено. Епископ и младенец удалились. Двор снова ожил. Придворные подплыли к императору — выразить соболезнования и напомнить о своем существовании. Кардинал, отдавший маршалу все силы, рухнул как подкошенный — и все собратья по ордену кинулись к нему на помощь.

Впрочем, нет: один каталист не шелохнулся. Сарьон остался стоять в ныне распавшемся Круге. Все его планы, надежды и мечты разбились, словно слезы императрицы о траурно-голубой пол. Сарьона поглотило его собственное горе; ему казалось, будто в воздухе по-прежнему витают крики младенца и скорбный шепот деревьев.

«Принц Мертв».

Волшебник стоял на пороге своего дома. Его простое, надежное жилище не отличалось ни роскошью, ни показной пышностью, ибо волшебник этот, хотя и происходил из знатного рода, был невысокого ранга. Нет, он мог бы позволить себе обзавестись сверкающим хрустальным дворцом — но это сочли бы неподобающим для человека его положения. Впрочем, волшебник был вполне доволен своей жизнью и теперь оглядывал свои земли со спокойным удовлетворением.

Заслышав у себя за спиной, в коридоре, какой-то шум, волшебник обернулся.

— Поторопись, Сарьон, — улыбнувшись, сказал он своему маленькому сыну. Мальчик сидел на полу, пытаясь надеть башмаки. — Поторопись, если хочешь увидеть, как ариэли несут диски.

Малыш последним, отчаянным рывком натянул башмак, вскочил и подбежал к отцу. Волшебник подхватил мальчика на руки и произнес слова, подчиняющие воздух его велениям. Шагнув на ветер, он оторвался от земли и поплыл; его шелковое одеяние трепетало, словно крылья яркой бабочки.

Ребенок одной рукой уцепился за отцовскую шею, а другой замахал, приветствуя рассвет.

— Папа, научи и меня так делать! — воскликнул Сарьон; весенний воздух, овевающий лицо, приводил его в восторг. — Научи меня, что говорят, чтобы вызвать ветер!

Отец Сарьона улыбнулся и, покачав головой, легонько ущипнул мальчика за ногу, стопа которой была заключена в кожаную тюрьму.

— Сынок, что бы ты ни сказал, ветра тебе не вызвать, — произнес он и ласково убрал соломенные волосы с вытянувшейся от разочарования мордашки. — Это не твой дар.

— Ну, может, пока и не мой, — упрямо заявил Сарьон. Они плыли над свежевспаханным полем, вдыхая запах влажной земли. — Но когда я стану старше, как Джанджи...

Но отец снова покачал головой:

— Нет, сынок. Даже когда ты вырастешь...

— Но это же нечестно! — воскликнул Сарьон. — Джанджи — всего лишь слуга, как и его отец, но он может приказать воздуху нести его. Почему...

Он перехватил взгляд отца и осекся.

— Так это все из-за них! — внезапно воскликнул мальчик. — Джанджи не носит башмаков. И ты не носишь. Только я и мама. Ладно, я их сниму!

Он дрыгнул ногой, и один из башмаков шлепнулся на вспаханную землю, где и лежал до тех пор, пока на него не наткнулась какая-то полевая волшебница, проходившая здесь по своим делам, и не отнесла домой в качестве курьезной находки. Сарьон попытался стряхнуть и второй башмак, но тут на ножку малыша легла отцовская рука.

— Сынок, Жизнь в тебе недостаточно сильна...

— Папа, она у меня есть! — перебил его Сарьон, пытаясь настоять на своем. — Глянь! Нет, ну глянь!

Он взмахнул ручонкой, и его ряса длиной по колено превратилась из зеленой в ярко-оранжевую. Сарьон совсем уже собрался добавить к оранжевому несколько синих пятен: он очень любил пестрые наряды, но мама никогда не позволяла ему ходить дома в таких. Зато отец против них не возражал, и потому мальчику дозволялось наряжаться по собственному вкусу, когда они вдвоем с отцом путешествовали по поместью. Но сегодня обычно доброе лицо отца вдруг посуровело, и Сарьон, вздохнув, отказался от своего намерения и прикусил язык.

— Сарьон, — сказал волшебник. — Тебе пять лет. Через год ты начнешь учиться на каталиста. Потому выслушай и постарайся понять то, что я тебе сейчас скажу. Ты обладаешь Даром Жизни. Хвала Олмину! Некоторые рождаются без него. А потому будь признателен судьбе за этот дар и используй его мудро. И никогда не претендуй на большее, чем тебе дано. Этот путь, сынок, ведет лишь к жестоким разочарованиям и отчаянию. Идти по нему — безумие. А может, и нечто худшее.

— Но если у меня есть дар, почему же мне нельзя делать с ним, что я хочу? — не отступал Сарьон. Нижняя губа у него дрожала — и от непривычной серьезности отца, и оттого, что в глубине души мальчик уже знал ответ на свой вопрос, но отказывался с ним смириться.