Там была жизнь, распространившаяся на мириады планет, бесконечно вращающихся вокруг своих светил. Точно так же жизнь зародилась когда-то из первобытного Хаоса старого Глора и текла, пока космический взрыв не уничтожил его собственную могущественную расу и не выбросил его тело в глубины метагалактики.

Он жил, и это была его личная победа. Пережив катаклизмы, его почти бессмертное тело поддерживало себя, все же постепенно слабея, с помощью световой энергии, проникающей сквозь пространство и время. Его мозг бесконечное число раз прокручивал одну ту же мысль — один шанс на дециллион за то, что он снова окажется в галактической системе, а еще меньший шанс, что он попадет на планету и найдет ценный гуул.

Биллион биллионов раз его мозг перебирал бесчисленные варианты. Теперь это уже стало частью его самого. Это было похоже на бесконечную картину, крутившуюся перед его мысленным взором.

Вместе с тем отдаленным светом, долетающим в черную пучину, он создавал мир, в котором существовал. Он почти забыл о том чувствительном поле, которое создавало его тело. Века назад оно было более обширным, но теперь, когда мощь испарилась, никакие сигналы не поступали к нему с расстояния больше чем несколько световых лет.

Он почти ни на что не надеялся, и тут его коснулись первые сигналы приближающегося корабля. Энергия, вещество, жизнь! Смутное чувство восприятия чего-то вошло в его вялое сознание. Сами понятия энергии и вещества уже стали исчезать из его разума. Отдаленный уголок его сознания, еще сохранивший способность анализировать события, наблюдал за сигналами, сравнивая их с давно забытыми образами и ощущениями, медленно всплывавшими из глубокого мрака почти атрофировавшегося от бездействия мозга.

И вдруг новый, но более сильный импульс с отдаленной границы поля, встряхнул все органы восприятия Икстля. Его тело выгнулось в конвульсивном движении. Четыре руки разогнулись в стороны, четыре ноги задергались в пустоте.

Его вытаращенные глаза перефокусировались и приобрели осмысленное выражение. Почти пропавшая способность видеть возвращалась. Та часть его нервной системы, которая контролировала поле, понемногу активизировалась побуждая к первым и еще несогласованным действиям. Огромным усилием он перебросил ее волны с биллионов кубических миль не подававших признаков жизни, направив их на попытку установить область сильнейшего стимулирования. Пытаясь изо всех сил локализовать ее, он переместился на большое расстояние. И тут он впервые подумал об «этом» как о корабле, летящим от одной галактики к другой. Он пережил мгновения дикого страха, что корабль пройдет за границей его чувствительного поля и контакт с ним будет потерян навсегда, прежде чем он сможет что-нибудь сделать.

Он позволил полю еще немного расшириться и почувствовать толчок, еще раз получив безошибочное подтверждение присутствия незнакомого вещества и энергии. На этот раз он прильнул к ним. То, что было его полем, сконцентрировалось в пучок энергии, какую только смогло собрать слабеющее тело.

Этот пучок связал его с энергией, излучаемой кораблем. Энергии оказалось больше во много миллионов раз, чем требовалось. Ему пришлось отклонить ее от себя, разрядить в пространство и темноту. Но подобно чудовищной пиявке, он протянулся на четыре… семь… десять световых лет и истощил огромную мощь корабля. После бесчисленных лет, когда он кое-как перебивался на скудных источниках световой энергии, он не осмелился даже попытаться справиться с этой колоссальной мощью. То, что он позволил себе получить, вызвало шок, который вернул его тело к жизни. Осознание своих возможностей наполнило его огромной жаждой деятельности. С безумной поспешностью, отрегулировав свою атомную структуру, он понесся вдоль пучка. Далеко от него корабль — хотя его энергия иссякла, моментально вернул свою энергию, и проплыв мимо Икстля начал удаляться. Он удалился на световой год, потом на два, а потом и на три. В глубоком отчаянии Икстль понял, что корабль уйдет, несмотря на все его усилия. И тут…

Корабль остановился мгновенно. Он плыл со скоростью многих световых лет в день, и вдруг завис в пространстве, мгновенно затормозив. Он все еще находился на огромном расстоянии от Икстля, но больше не удалялся. Икстль мог догадаться о случившемся. Находившиеся на борту корабля, могли узнать о его вмешательстве и намеренно остановили корабль, чтобы выяснить, что случилось. Их метод мгновенного сбрасывания ускорения указывал на чрезвычайно развитую науку, хотя Икстль и не мог решить, какими способами они достигали ускорения. Существовало несколько возможностей. Сам он намеревался остановиться, превратив свою огромную скорость в электронный механизм внутри своего тела. При этом должно было выделиться весьма незначительное количество энергии. Электроны в каждом атоме будут слегка замедляться-совсем чуть-чуть — и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на макро-уровне.

Он находился именно на этом уровне, когда внезапно почувствовал близость корабля. А потом произошла целая вереница событий, последовавших стишком быстро для того, чтобы успеть их обдумать. На корабле включили непроницаемый для энергии экран. Концентрация такого огромного количества энергии автоматически отключила реле, которое Икстль установил в своем теле. Это остановило его в долю микросекунды, прежде чем он осознал случившееся. О г. корабля его отделяло чуть больше тридцати миль.

Икстль мог видеть корабль в виде световой точки, блестевшей впереди в темноте. Его энергетические экраны все еще действовали, и это означало, что те, внутри корабля, не смогли его обнаружить и что он не может больше надеяться сам достичь корабля. Он понял, что чувствительный прибор, находящийся на борту корабля, определил его приближение, классифицировал как летательный снаряд и включил защитный экран. Икстль приблизился, насколько возможно, к почти невидимому барьеру. И оттуда, с жадностью смотрел на корабль.

Корабль был меньше чем в пятидесяти ярдах-круглое чудовище с металлическим телом, усыпанными бесконечными рядами сверкающих световых точек. Космический корабль плавал в бархатной темноте, блестя, как огромный драгоценный камень, неподвижный, но до краев наполненный жизнью. Он вызывал чувство ностальгии, напоминая о тысяче далеких планет, и нес неукротимую, бьющую через край жизнь, которая достигла звезд и рвалась дальше. Но несмотря на преграду, Икстль не терял надежды.

До этого мгновения ему приходилось тратить столько физических усилий, что он просто не успел задуматься о том, что могло означать достижение цели. Его сознание, пришедшее за века одиночества к полному отчаянию, билось в исполинских тисках. Ноги и руки извивались в свете иллюминаторов корабля. Рот, похожий на глубокую рану на карикатурном подобии человеческой головы, выпускал белый иней, который уплывал в пустоту. Надежда была так велика, что вытеснила все другие мысли из головы. Икстль видел широкую струю света, бившую из круглой выпуклости на металлической поверхности корабля. Выпуклость превратилась в огромную дверь, которая отошла в сторону.