– Если возьмете полушубок…

– А за сколько отдашь? – спросил Бабило и посмотрел на полушубок такими глазами, что я понял: он пришелся ему по душе.

– За два пуда…

– О! – воскликнул Бабило.

– Это полушубок его отца! – сказала Хатия.

– Как же он расстался с ним? – удивился Бабило. – Да так уж получилось…

– Что, он не носил его?

– Надел только раз…

– Ладно, дам тебе пуд… Сами перебьемся как-нибудь до осени… – Бабило взял в руки полушубок.

Я колебался.

– Дядя Бабило, тетя не разрешала Сосойе брать вещи… Ведь они отцовские… Пуд кукурузы мало… – сказала Хатия.

Бабило насторожился.

– Отец что, на фронте?

– Нет.

– Он… жив?

– Не знаю.

– А мать?

– Не знаю.

– Погоди, погоди… Объясни мне толком, в чем дело?

– Его родителей арестовали в тридцать седьмом году, – сказала Хатия. – Сосойю воспитывает его тетя, учительница Кето.

Бабило покачал головой, снял полушубок, положил его на тахту.

– В тридцать седьмом, говоришь?

– Да, в тридцать седьмом…

– Ночью взяли?

– Ночью…

– Вместе?

– Нет, сперва папу, потом маму…

– И ничего про них не слышно?

– Ничего…

– Бедный мой мальчик… – вздохнула Какано. – Ты хоть помнишь их?

– Так, смутно… Маму помню лучше… – Я сложил полушубок. – Мы уйдем рано утром, дядя Бабило, – постарался я переменить тему.

– Хорошо, сынок, хорошо… Какано, приготовь для детей три пуда кукурузы!

Какано молча вышла из комнаты, прихватив два моих мешка.

– Да, сынок… Трудное было время… – начал Бабило, – много тогда пропало хороших людей… Из нашего села тоже забрали двоих – Гаврила-мельника и Якинте Кунчулия, счетоводом он работал в конторе… Так и исчезли оба…

Из соседней комнаты доносился приятный звук засыпаемой в мешок кукурузы.

– Дядя Бабило, а ружье вы не купите? – спросил я.

– Что?

– Ружье, говорю, не купите?

– Ружье? Ружье… А зачем мне ружье? Тут даже птица перевелась… Хотя нет, зимой, бывает, голодный зверь иногда спускается с гор… Пригодится ружье… А сколько ты хочешь за него? – Бабило взял «централку», раскрыл ее, посмотрел через стволы на свет. – Хороший товар!

Я сжал руку Хатии. Ружье принадлежало ей, и цену должна была назначить она.

– Сколько? – спросил Бабило.

– Нисколько! – сказала Хатия. Я разинул рот.

– Что, не продаете?

– Нет, дядя Бабило, не продаем, я дарю вам ружье, если оно вам нравится, – ответила Хатия.

– Очень даже нравится, детка, но бесплатно я его не возьму… Влетит тебе дома! – сказал Бабило и ласково погладил Хатию по голове.

– Ну а продавать ружье вам я не стану… И ничего мне не влетит! Ружье – мое, и я хочу подарить его вам! Сосойя, скажи, ведь ружье мое? – Хатия заморгала глазами.

Я понял, что, откажись сейчас Бабило от ружья, Хатия разревется. Я выразительно взглянул на Бабило и сказал:

– Ружье принадлежит Хатии, дядя Бабило, и раз она дарит его вам, вы должны принять этот подарок!

Хатия радостно закивала головой.

– Что ж, спасибо тебе, дочка! Большое спасибо! Дай бог тебе здоровья и счастья! – Бабило поцеловал Хатию в щеку. – Какано! – позвал он жену. – Приготовь детям постель!.. И взгляни-ка, какое мне ружье подарила Хатия! Хоть в разбойники иди!

Вошла Какано. Бабило протянул ей ружье.

– Убери, ради бога! – испугалась Какано. Она стала стелить постели, а я еще раз посмотрел на двойной портрет в рамке.

– Дядя Бабило, как зовут вашего сына? Это, наверно, ваш сын?

Бабило поднял голову, взглянул с затаенной грустью на портрет и, улыбнувшись, спросил:

– Который тебя интересует, сынок?

– Дядя Бабило… Да вы что… Как это «который»?.. Бабило вынул из кармана трубку, долго набивал ее табаком, закурил, еще раз сквозь голубоватый дымок взглянул на портрет, почесал у себя в затылке и сказал мне:

– Двадцать лет я сам их спрашивал об этом… Двадцать лет Какано, чтобы не ошибиться, за одну провинность колотила их обоих…

– Почему у меня не отсохли руки!..– вздохнула Какано.

– Измучили они, прохвосты, учителей! На выпускном экзамене один получил по литературе пятерку, другой – тройку… Как там в школе ни уточняли, а при заполнении аттестата все же напутали… Мы отличали их только по родимым пятнам. У Насии пятно было на правом бедре, у Бату – на левом. Ну а в школе… не стали бы там снимать с них штаны… Насия был старше на двадцать семь минут… Вместе они пошли в армию… Этот снимок прислали оттуда… В первый месяц… А потом они пропали… И ничего нам о них не известно…