Литкин еще не кончил рассказывать о своих успехах, а Талий, которого он угостил крепким виски «Джей-Скотч», охмелевший, взял Литкина за грудки и стал кричать: зачем ты, гад, мне рассказываешь это с таким видом, будто уверен в моем одобрении? А я не только одобряю, но и презираю тебя, сволочь, скотина!.. Н у, и многое другое.

Литкин ничуть не обиделся, задушевно попрощался и просил оказать честь приехать в гости.

То есть он, Литкин, просто заедет в следующую субботу да и увезет его к себе: всего-то час приятного пути.

И заехал. У Наташи день был весь загружен, она не смогла, а Талия просто выпроводила: нельзя же целыми днями дома сидеть!

Талий ожидал, что Литкин будет хвастаться какими-нибудь трехэтажными хоромами, богатым убранством дома, красавицей женой и гениальными детьми-наследниками – всем, что положено иметь такому человеку, как он. Но ничего этого не оказалось. Хоромы, правда, были, но недостроенные. Жилой, в сущности, была только одна комната.

И это была странная комната.

В ней были только кровать, шкаф, круглый стол посредине, кресло и стул. Кровать при этом наискосок, изголовьем в угол. Шкаф – боком. Стол – нелепо впритык к кровати. Стул загораживал кресло.

– У меня полно мебели, – сказал Литкин. – У меня еще квартира есть, три комнаты забиты, жить нельзя. В чем проблема? Для каждой вещи должно быть свое место. Ты знаешь, отчего мы болеем, отчего наши депрессии и так далее? Во-первых, оттого, что сами живем не там, где надо. Во-вторых, вещи вокруг нас – не на месте. Они высасывают из нас энергию! Я для дома место искал – год. А теперь буду его заселять – по одной комнате, по одной вещи. Морока! Пока только для кровати место точно нашел. Гляди! – Он взял с подоконника какую-то рамку, согнутую из медной проволоки и укрепленную на штыре, стал ходить с рамкой по углам. Она оставалась неподвижной. У двери тихонько колыхнулась.

– Сквозняк, – сказал Талий.

– Погоди, погоди! – пообещал Литкин.

Он провел рамкой над кроватью – и она вдруг медленно завертелась вокруг своей оси.

– Видишь? – торжествующе спросил Литкин. – Только здесь место для кровати! Именно так, головой на север. Я сплю как ангел! – Но тут же загрустил. – А эти уроды, – пнул он ногой шкаф, – никак не хотят встать на свое место. Уже месяц тут живу, все переставляю, переставляю – никак! Но я добьюсь, потому что результат того стоит! Выпьем?

Талий отказался, Литкин угостился один.

– Закончу с домом – приведу сюда жену. Согласится-то любая, но я выбираю строго! Восемнадцать кандидатур рассмотрел – пока всё не то.

Он полез в шкаф – за фотографиями невест, подумал Талий.

Но Литкин развернул перед ним длинную, не меньше метра, полосу бумаги, склеенную из нескольких стандартных листов.

– Моя родословная до двенадцатого века! – гордо сказал он. – Оказалось, мои предки – тоже немцы. А я-то думал: Литкин – что за странная фамилия? Нерусская какая-то. Отца спрашивал, но он по партийной привычке молчит, как партизан на допросе. Я все сам разыскал. Литке! – вот как наша фамилия звучала. Вот, смотри, смотри, это ветвь по отцу. В восемнадцатом веке – приехавший из Германии сапожник, но зато отец его – внебрачный сын барона фон Литке, владельца земли Нидер-Бойме, а тот в свою очередь восходит к рыцарям ордена тамплиеров.

– Где ж ты такие сведения достал? – вежливо спросил Талий.

– Надо знать места! Ты думаешь, я останусь жить у вас тут? Во мне проснулась кровь отцов и дедов!

Еще полгодика – и в Германию. Мне сразу же обещают гражданство.

Он выпил махом полстакана, занюхал корочкой хлеба, уставился на шкаф, и в глазах его стал разгораться пламень открытия.

– Я дурак, – сказал он. – Зачем я мучаюсь? Я ищу место для этого одра – между прочим, настоящий антиквариат, середина девятнадцатого века, подделка, конечно, но хорошая. Зачем я ищу ему место? Он просто не подходит к этой комнате! Ну-ка, помоги!

Литкин мигом выбросил все из шкафа и стал двигать его к большому окну.

– Тяжелый, зараза! Помоги, ну!

Талий помог.

Вдвоем они перевалили шкаф через окно и под торжествующий смех Литкина спихнули его наружу.

– И стол туда же! – закричал Литкин.

Выкинули и стол.

Потом он выбросил стул и кресло, при этом на ходу все прихлебывая и прихлебывая прямо из бутылки, крякая: напиток был крепким.

Остались в комнате лишь кровать да Талий, сидевший на ней, поскольку больше поместиться было уже негде. Литкин внимательно посмотрел. Кровать была на месте. Лишним был – Талий.

– Выматывайся, – сказал он ему. – Ты тоже не подходишь этой комнате. От тебя вся ее аура протухла, прогнулась и выгнулась. Добром уйдешь или?.. – И резко откинув доску у стены, он выудил из тайника большой черный пистолет.

Талий поднял руку и хотел что-то сказать. Но тут Литкин выстрелил в потолок. У Талия заложило уши.

Он повернулся и вышел, чувствуя, как немеет и горбится его спина.

Домой он приехал на автобусе.

А через полгода услышал о Литкине: тот облил бензином и поджег недостроенный дом. Видимо, отчаялся привести в соответствие предметы жилья и само жилье, не помогла ему чудодейственная рамка. Ну, и напитки способствовали. После пожара он стал лечиться – от алкоголизма, от нервов, от всего сразу. Пока лечился, квартиру его ограбили, и теперь он живет там в голых стенах, утративший интерес и к прежнему своему бизнесу – и ко всему вообще, кроме только рамочки своей: с нею он бродит по квартире, каждый раз выбирая новое место для ночлега, с нею он ходит по знакомым, предлагая им все переоборудовать, переставить, а половину мебели вообще выкинуть. И между прочим, он не одинок, с ним живет какая-то женщина, у него и еще кто-то регулярно квартирует, и он озабочен со своей женой и кучкой единомышленников проблемой очистки города от энергетического захламления…