Шрифт:
Не зря ведь все это было, дорогой читатель!
А Россия?
Евразийцы рассуждают о «предназначении России», мол, что она есть — Европа ли, Азия… Мол, призвание её — быть между Европой и Азией, между Западом и Востоком.
А ведь призвание России — просто быть! И если она будет существовать для себя самой, она будет существовать и для всего внешнего мира.
Недаром урожденная немка Екатерина Великая назвала Россию Вселенной.
Так что же, пора нам оправдывать ее давнюю характеристику. Чье-то лидерство России не требуется, в лидеры кому-либо она не навязывается. У нас нет вселенских претензий, но есть вселенские потенции!
Вот и великая Екатерина это подтверждает…
Лидеры, «варяги» нам не нужны. А вот надежный партнер нужен. В конце позапрошлого века, в начале века прошлого, в его первой трети и в начале нового, начинающегося века им для России может быть только Германия.
Пора разрывать те порочные враждебные круги, которые раз за разом очерчивают вокруг Германии и России те, кто не хочет и боится их дружеского взаимодействия…
Вот ещё одно интересное обстоятельство… Древние греки снабдили мир, кроме прочего, еще и звучной приставкой «пан…», что по-гречески означает «всё». Как сообщает словарь, она «в сложных словах означает „относящийся ко всему, охватывающий всё“…
И действительно — есть уж точно сложные слова-понятия: пангерманизм, панславизм, панисламизм… Есть ещё и пан американизм…
Последнее сегодня пытаются сделать ориентиром для всего мира. Хотя символ Америки нынче — не факел Статуи Свободы, а трусики Моники Левински…
А вот как быть с первыми тремя понятиями? Все три на деле относились всегда к области, скорее, мечтаний… Даром что во имя пангерманских идей вермахт дошел до Волги, русских мужиков бросали аж под абсолютно ненужные им Салоники во имя идей панславистских, а панисламизмом пугают мир и поныне.
Но у народов, среди которых возникли эти — внешне не просто разные, а предельно враждебные друг другу — понятия, есть нечто общее.
И называется оно — состояние духа, которым не очень-то точно (скорее, вообще неточно!) определяют немецкую мечтательность, русскую чувствительность, восточный фанатизм. А все это — способность в некоторые решающие моменты руководствоваться искренним, большим чувством, а не мелочным расчётом.
Русский не сентиментально чувствителен. Он — себе на уме. А нужно — и рванёт на груди рубаху!
Немец вроде бы не мечтателен, а расчётлив. Но ведь нет музыки романтичнее и возвышеннее немецкой (включая австрийцев Гайдна, Глюка, Моцарта, Шуберта, Малера, Штрауса) или ей по духу родственной — русской, норвежской…
Восток — дело тонкое… А тонкое потому, что мусульманин еще более себе на уме и ещё более способен скрытничать и прятаться в свою раковинку-чалму, чем русский мужичок…
Но ведь нет друга беззаветнее восточного человека, если ты ему действительно друг.
Пангерманизм, панславизм, панисламизм — это фантазийные понятия, разъединяющие в чем-то родственные народы, несмотря на то, что в семантическом отношении „пан…из-мы“ означают нечто, „охватывающее всё“.
Но родство некоторых коренных черт национального характера германских, российско-славянских и исламских на родов, — пожалуй, не фантазия.
Готовность к широте и к подчинению, индивидуализм в сочетании со склонностью к коллективизму — это есть и у немцев, и у русских, и…
С исламом, правда, сложнее… Но сама история нам показывает, что ладить с исламскими народами умели как раз толь ко немцы и русские…
Феномен англичанина Лоуренса здесь ничего не опровергает, потому что сам Лоуренс был англичанином весьма (а скорее — совсем) необычным для Англии.
Сегодня в Азии активна Америка. Но завтра общая российско-германская линия может создать для исламской Азии новые шансы и новый облик.
В августе 1914 года немецкие пехотинцы рвались к Парижу, но не дошли до него нескольких десятков километров. Не дошли потому, что германской армии пришлось отвоевывать эти километры у русских в Восточной Пруссии.
В мае 1940 года немецкие танки шутя обошли Париж и заглушили моторы на берегу Ла-Манша. Кто мог помешать им, если за восемь месяцев до этого танковый генерал Германии Гудериан и русский танкист комбриг Кривошеин приняли парад немецких войск, мирно покидающих Брестскую крепость?
В марте 1939 года вермахт вошел в Прагу. Кто мог ему помешать в этом?
Уже в период Судетского кризиса Советский Союз уста ми Литвинова был готов (чего ради — не знаю, читатель), помочь чехам военной силой. Но от этого отказались сами чехи. Они ведь умели лишь сдаваться и „в знак протеста“ собирать на заводах „Шкода“ танки для Гудериана в черных траурных рубахах.
А если бы чехи рискнули принять нашу помощь? Что было бы тогда?
А вот, пожалуй, что…