Шрифт:
Но не менее весомы и мнения о том, что убийство было организовано в Вене. Если проследить за последними часами жизни обреченного эрцгерцога, то становится похоже на то, что и это — правда.
Принятые «меры безопасности» гарантировали одно: опасность. Медленная езда по кривым улочкам, толпы народа и… специально расчищенное от людей место для бомбиста. Первое в тот день покушение было неудачным. Бомба перелетела под колеса заднего автомобиля и ранила адъютанта.
Вместо того, чтобы прекратить разъезды, ответственный за безопасность фельдцехмейстер Потиорек вновь везет Франца-Фердинанда по улицам и даже не прикрывает его телохранителями на подножках. С левой стороны наследника с женой добровольно страхует граф Гаррах, но Таврило Принцип всаживает в них серию пуль с правой подножки. Как раз, когда Потиорек приказывает шоферу затормозить.
Франц-Фердинанд был женат на славянке (чешке) — графине Хотек (Принцип застрелил и её) — и имел планы создания западного славянского государства в рамках единой империи. Гитлер в «Mein Kampf» даже назвал его «великим другом славян». Будущий фюрер тут, конечно, выдал эрцгерцогу чересчур определенную характеристику.
Уж не знаю, почему потянуло на откровенность бывшего английского дипломата Эдуарда Грея, но в своих «Воспоминаниях» он признавался: «Миру, вероятно, никогда не будет рассказа на вся подноготная убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда. Возможно, в мире нет и даже не было человека, знающего все, что требовалось, об этом убийстве». Откуда, спрашивается, знал Эдуард Грей, что о покушении «никому» «ничего» «не известно»?
Так пишут обычно люди, не только хорошо осведомленные, но и причастные. Слова Грея дают основания предполагать в событиях такую параллельность действий самых различных сил, когда все нити действительно ускользают из рук любого от дельно взятого человека…
За сутки до Сараевского убийства у себя на родине, в си бирском селе Покровском, тяжело ранили знаменитого Григо рия Распутина. Бывшая его приверженка (а, может, и любов ница) Феония (Хиония) Гусева ударила его в живот ножом, потом убегала от гонявшихся за ней мужиков с криком «Всё равно убью антихриста!», а позднее пыталась зарезать себя.
При аресте у Гусевой изъяли номер газеты «Свет» со стать ей о Распутине крупного масона Амфитеатрова, с 1905 года жившего в Париже. А на другой день в Сараево Гавриле Принципу повезло больше: он убил эрцгерцога.
Перекрестное сопоставление данных не позволяет сомневаться, что:
а) Распутин действительно врачевал царевича-гемофилитика, и это несколько извиняет мать Алексея как мать, но нисколько не обеляет ее как императрицу;
б) Распутин был, что называется, «шармером» и умел людей — особенно с неустойчивой психикой (как и было у императорской фамилии), очаровывать;
в) Распутин был очевидной и весьма гнусной куклой в руках «темных сил», навязших в зубах «левых», «правых» и «центра».
Но…
Также не приходится сомневаться в том, что Распутин в вопросе о войне мыслил верно и ненужной для России войны с Германией не хотел. Не хотел сам, помимо чьих-то влияний. В здравом смысле ему, малограмотному, но сметливому мужику, отказать нельзя. Он рассуждал просто: «Германия — страна царская. Россия — тоже… Драться им друг с дружкой — это накликать революцию. Революция, значить — царям „по шапке“. А куды ж тады Грегорий?».
Точно так же (дословно так же, с поправкой лишь на различие словарей мужика и монарха) с вершин образования и трона рассуждал Вильгельм II в своих письмах к «Ники». Там он настойчиво отговаривал Николая от дружбы с «республиканской» Францией, срубившей голову Людовику XVI.
Дело было, конечно, не в республиканизме, но «Вилли», очевидно, не без оснований считал, что такие аргументы дойдут до «Ники» быстрее. Для нас же тут существенно одно — кайзер толковал о мире. Пусть даже как гарантии от революций, но мире!
Царь реагировал кисло. Однако влиянием на Николая Распутин обладал явно поболее, чем на Вильгельма. В царском дневнике имя «старца» попадается не очень уж часто: Распутин для царя был так же свят, как и Бог, имя которого всуе упоминать не рекомендуется. И «святой черт» мог оказаться частным фактором, влияющим на общее изменение политики, то есть отказ Николая в решительный момент от войны, несмотря на внешнее давление окружения. Ведь «Грегорий» был элементом внутренней жизни упрямого и своевольного императора, и по этому «распутин»-фактор стоил многого!
По свидетельствам знающих участников эпохи, Распутин решающим образом сорвал участие России в первой Балканской войне, сыграв здесь положительную роль как политик. Логика была той же: «куды, мол, нам соваться, кады здеся, дома не все в порядке», хотя и в этом факте извращенность, бесцельность русского самодержавия проявились очень убедительно.
Есть такой «король русского боевика» Александр Бушков. С историей он обращается, как любитель пива с икрястой воблой: раз-два и разделано в лучшем виде — пей-гуляй душа… Но глаз у Бушкова порой бывает не только острым, но и верным. В своей через край залихватской книге «Россия, которой не было», он задаётся вопросом, существовала ли для Российской империи возможность избежать русско-германской войны, и считает, что вероятность такая была, а ключ — в Гришке Распутине.