— Нет, но мы к ней чрезвычайно близки.

Кайзер Вильгельм был импульсивен — спору нет. За треть века единоличной видимой власти он выработал стиль совершенно индивидуальный: эффективный реализм в деталях и энергичные иллюзии в общем видении вещей. Германия его юности была всего лишь юнкерской Пруссией, а Германия его поздней зрелости — могучим промышленным рейхом, чьи владения протянулись до экватора. И он очень был склонен считать, что Европа должна считаться с ним более, чем с собой, поскольку был уверен, что он лучше Европы знает, как можно обеспечить благо не только Германии, но и всего континента… И так ли уж кайзер был неправ?

Ещё до войны пастор Фридрих Науманн выдвигал идеи «Срединной Европы» при верховенстве Германии. Такая программа находила подкрепление во взглядах промышленников и финансистов Германии. Сразу после начала военных действий 9 сентября 1914 года эти планы как основные цели войны излагал в особой записке канцлер Бетман-Гельвег. Предполагалось создание среднеевропейского экономического союза в составе Австро-Венгрии, ослабленной Франции, Бельгии, Голландии, Дании, Польши, а также Италии, Швеции, Норвегии под «фактическим немецким руководством».

Как можно было оценивать такие идеи с точки зрения интересов и перспектив России?

«Срединная Европа» не угрожала России в том случае, если Россия занималась бы исключительно своим внутренним ростом. Мощная объединенная экономика континентальной Европы сразу раскалывала бы все англосаксонские планы мировой гегемонии, но эта же экономика могла помочь нам в строительстве могучей Российской державы, если бы внешние займы шли на эти цели, а не на строительство «стратегических» дорог по болотам.

Могла ли «Срединная Европа» стать результатом войны? В принципе — да, но только если бы в этой войне против Германии не участвовала Россия.

Возможно, Вильгельм, пастор Фридрих Науманн, канцлер Бетман в своих оценках шансов «Срединной Европы» теоретически и не ошибались… Однако практически в том реальном политическом раскладе, который реализовался к 1914 году, их взгляды были опасной мечтой. Воплотиться в реальность она-таки могла! Но лишь в союзе с Россией. А на такую возможность Вильгельм махнул рукой — в другую сторону давно тянул сам «Нью-Бердичев».

И этот противогерманский маневр проделывался там так ловко, что ход и смысл событий не улавливался даже теми, кому по возрасту, по положению и чину не мешало бы оказаться и более прозорливыми.

Так, знаменитый генерал Брусилов даже после Первой мировой войны был уверен в том, что «немец внешний и внутренний был у нас всесилен… В Петербурге была могущественная русско-немецкая партия, требовавшая во что бы то ни стало, ценой каких бы то ни было унижений крепкого союза с Германией, которая в то время демонстративно плевала на нас. Какая же при таких условиях могла быть подготовка умов народа к этой заведомо неминуемой войне, которая должна была решить участь России».

Тут Брусилову явно отказывает логика. Ведь если «внутренний немец» был так тотально «всесилен», то с чего бы это война с «немцем внешним» была «заведомо неминуемой»? И более верным было бы предположить обратное (увы, соответствующее реальности): как раз потому, что всесильными оказывались те, кому русско-германский союз был костью в прожорливом горле, абсолютно ненужная для России война и стала с определенного момента «неминуемой».

Не знаю, как уж там Германия на нас «плевала» — будучи нашим крупнейшим торговым партнером, поставлявшим, к тому же, промышленное оборудование для создания новейших отраслей производства, но знаю, что англо-французы на Россию не плевали. Они её — да, лобызали, причем в том же «приступе страстей», что некогда испыты вал небезызвестный Иуда Искариот по отношению к Иисусу Христу…

Между прочим, ещё раз о Брусилове… Аналитик В. Николаев сообщает, что генерал, состоявший в 20-е годы при РВС СССР для особо важных поручений, в одной из своих лекций назвал главных постоянных стратегических континентальных противников России — Англию, Турцию, Польшу… Зал удивился — а как же Германия, в войне с которой Брусилов так отличился? «С ней нам нечего было делить, — ответил автор „брусиловского прорыва“, — нас просто стравили…».

Ну что тут сказать, читатель? Пожалуй одно: «ЭХ!!!»…

Бессмертные боги могут относиться к тем, кто их предает, спокойно. У них в запасе вечность. А у людей? А у народов? Для нас, смертных, существуют критические моменты, когда мы или разрываем цепь губительных обстоятельств, или опутываемся ими еще крепче… Не интересы «немецко-русской партии», а интересы Российского государства диктовали одно решение: отказаться от конфликта с немцами. Ведь что грустно — интуитивно это понимал (потому и колебался) даже та кой слабый монарх, как Николай II.

Да как ему было не сомневаться в правильности антигерманского выбора, если в феврале 1914 года на стол императора легла записка Петра Николаевича Дурново — крупнейшего деятеля Министерства внутренних дел Российской империи. В 1884–1893 годах — директор департамента полиции, в 1900–1905 годах — товарищ министра, с сентября 1905 по апрель 1906 года — министр, затем напрочь от министерства отставленный — не без происков Витте. С 1906 года он был членом Государственного Совета.