Про гниду я сказал на родном языке, но он как-то понял. Видимо, неспокойная совесть подсказала перевод. В следующее мгновение он совершил два красивейших переворота назад, свернулся, развернулся веером. Получилось просто здорово, зрители из темноты бурно выразили соответствующий восторг. Молодой бог сорвал заслуженные аплодисменты и заодно разогрел перед боем мышцы. Ну, эта практика не нова: курсанты разведшколы тоже практиковали драки в ночных дансингах Границы. Только они не были защищены богатством, потому и не крутили сальто вместо боя. Так что на третьем прыжке он получил, что ему там причиталось, и влип в стену.

— Нет, ты не Геракл, — решил я. — Так себе… гераклит.

— Кто такой гераклит? — осведомился молодой бог из стены.

Забавляясь необычностью ситуации, я прислонился рядом с ним и, как мог, изложил историю Геракла и его детей. Потом он выпал из стены, и мы вышли к морю, подальше от толп людей.

— Ты все же не прав, — неуступчиво заметил он. — Школьницам самим нравится с нами дружить. Что плохого в том, что мы их катаем на машинах и учим настоящим танцам?

— Ах какие вы добрые! — отозвался я. — Сначала вы допустили создание тюрем-школ, где воспитанников содержат в нищете. И как просто сейчас чувствовать себя щедрыми и добрыми, подманивая несчастных девочек в общем-то просто нормальной жизнью — но она для них как сказка, а вы идете за принцев!

— Мы не виноваты! — возмутился атлет. — Ты откуда свалился в эфемер, что не знаешь простых истин?

— С Арктура, — почему-то сказал я правду. — Из охраны императора. Бывшей, конечно.

— Угу! — недоверчиво глянул юноша. — Может, ты еще и сын Болдуина?

В чем-то он был прав. В императорскую гвардию принимали исключительно двухметровых ребят. Я был единственным исключением.

Мы гуляли по ночному пляжу, и гераклит рассказывал мне, как здорово жили на Веге, когда были только лорды, справедливые, строгие и мудрые, и аборигены, жизнелюбивые, работящие, неунывающие; как наука первых и философия, обряды и быт вторых слились и явили миру уникальную культуру городов-эфемеров, полных песен, танцев и великой любви ко всему живому. А потом явились иные лорды, с планеты-матери, и принялись методично уничтожать самый дух народа. Где сейчас те песни и танцы, где единство нации?! Эфемеры стали бездушными — и безумными. Дети — в школах-тюрьмах, аборигены — в подземных поселках-тюрьмах, старые лорды — в гордом одиночестве на своих пляжах, в своих гротах и подгорных храмах, в бессмысленном культивировании искусства для самого искусства…

— У нас, старых лордов, есть шанс возродить нацию, — заключил гераклит. — Пока жив дух народа — шанс есть. Вырезать режимы карабинеров, вернуть прежние традиции — и эфемеры вновь распустятся цветками любви по побережьям ночных бухт. И мы заживем как прежде.

Наивные, они планировали победить режимы карабинеров лишь мощью своих мышц да ритуальным оружием старых лордов — боевыми браслетами да метательными иглами. Но — они мне понравились. И мы расстались друзьями. Я вернулся на свое последнее дежурство, гераклит же отправился позаботиться о моей подружке, что, по моему мнению, было вовсе ненужным — эта проныра прекрасно заботилась о себе сама.

Санго Риот возник неожиданно: дрогнули крылья птицы-ночи, блеснули пронзительно-желтые глаза-звезды, массивное тело опустилось рядом со мной на ступеньки школьного крыльца. Он вообще-то был моим непосредственным и очень большим начальством, и мне следовало бы встать и доложить о проделанной работе… Только не было никакой проделанной работы. Кончился я как разведчик. Так что мы просто сидели и молчали, без взаимных обвинений, он — в память о бое на базе Седьмого заградотряда, где я принял на себя клятву пограничника-смертника, я — в память о другом бое на той же проклятой базе, где желтоглазый зверь ревел в буйной ярости над телом сраженного Санго…

— Красивый город, — заметил наконец симбиот.

— Не город, — уточнил я. — Эфемер. Система энергонапряженных сложносочлененных модулей. Он — уже живое существо.

— Я чувствую, — согласился симбиот. — Я чувствую, что мы… родичи.

— Надо же… Я-то думал, что это дансинги, кафе, в общем, город отдыха и развлечений, а оказалось — твой шурин…

— Где он спит днем? — поинтересовался симбиот.

— Люди заботятся, — махнул я рукой в сторону района складов. — Там…под землей хранилища.

— Значит, окончательно решил отойти? — спросил он с несвойственной симбиотам грустью.

Я кивнул. Затем счел нужным рассказать о планете-матери расы лордов. Ее агрессивные замашки скоро могли создать проблемы защитникам Асторы.

— У них разве есть установки нуль-переходов? — скептически осведомился Санго Риот.

Ну, его скептицизм был обоснованным. Нуль-переходы — крайне сложные и нестабильные образования, и толком в них не разбирался никто, в том числе и сами создатели. А создателей были считанные единицы. Слишком сложно, слишком энергоемко.

— У них, и это абсолютно точно, нет на Веге звездного порта, — сообщил я. — Хотя лорды посещают планету-мать достаточно регулярно. Говорят, что это безумно дорого. В частности, учатся они именно там.

С маски симбиота мигом сполз электроразряд, только что означавший усмешку.

— Пусть идут! — прошелестел он. — Если они так жаждут встречи с защитниками…!

Остальные шелесты и скрипы, видимо, означали варианты угроз «в прах!» и «по орбите размажу!».

Смена состояния духа у него, как всегда, произошла моментально. Хоп — и любуйтесь формой N1, «симбиот невозмутимый». Словно реле щелкнуло.