Дождь кончился так же внезапно, как и начался. С чистого неба ударило солнце, от мокрой земли повалил пар. Подавая руку Наташке, Игорь увидел, что по дороге идёт Денис, помахал ему другой рукой.

Тот остановился, как бы в раздумье. Повернул, кивнул Наташке и сказал безразличным до стеклянности голосом:

— Дед Трофим умер. Утром. Я прихожу — а он лежит на постели. Мёртвый. Вот так.

И заплакал.

Игорь никогда бы не смог и подумать, что на похороны угрюмого полуспятившего старика соберётся столько народу.

Пришла вся станица. Казаки выстроили почётный караул, и гулко бухал салют из охотничьих полуавтоматов. Приехали люди из других деревень и станиц по побережью. Собралось столько народу, что Игорь и к гробуто толком подойти не смог, да и не очень огорчался. Он не хотел видеть мертвого. Смешно, но не хотел.

Говорили. Говорили коротко и некрасиво, но Игорь вдруг понял, что в этой некрасивости — искренность. Оказывается, старика знали и любили на всём побережье. Никто не вспоминал, что Трофим Кротких был юнгой на торпедном катере, и Игорь сперва обиделся, но потом понял, что всё вот это — это и есть память о том. И флаг Кубанского войска на гробе. И караул. И салют. И люди вокруг.

А когда оркестр вдруг взвыл тяжёлый похоронный марш, и Игорь поморщился — около гроба неожиданно оказался Денис. Что-то сказал атаману, Иргаш повелительно махнул рукой, марш оборвался. И его сменил голос Дениса, далеко разносившийся над толпой. Игорь вскинул голову и сжал руку Наташки, стоявшей рядом.

Денис пел. И это была не похоронная, хотя и суровая песня…

Его слушали молча. И Игорь лишь стиснул зубы, когда Денис допевал:

— Это отец у него в доме нашёл, — сказала Танька, поглядев на остальных своими странножутковатыми глазами. — И говорит: "Денису вашему отдай.»

Она тряхнула руками и с силой растянула на них большое полотнище военноморского флага. Старого флага: с синей полосой внизу, звездой, серпом и молотом. Флаг был со складками от долгого лежания.

— Ему не нравился наш флаг, — сказал Денис и вздохнул. — Свастика не нравилась, это и понятно… — он принял из рук Таньки старый шёлк. — Что с ним делать? Это же… тоже боевой. Не на стенку же.

За накрытым в эллинге столом воцарилась угрюмая тишина. Денис раскинул флаг по спинке дивана, сел рядом. Потом вдруг ожесточённо сказал:

— Я ненавижу слово «был»! Это так Розенбаум поёт. Я ненавижу слово «был», честное слово. Был дед Трофим. Был Советский Союз. Был Черноморский флот. Была наша победа. А что есть? Что есть, ребята?!

— Память, — сказал Сенька. Денис дёрнул углом рта, поглаживая флаг:

— Память… Утешил. По праздникам, или когда кто-то уходит… насовсем.

— Не расклеивайся… — Сенька покосился на девчонок… капитан.

"Да знают они!" — захотелось крикнуть Игорю. Но он не крикнул. Ещё ему захотелось драться. И в этом ожесточении он внезапно понял, что надо делать.

В ночи эллинг казался незнакомым и жутковатым, если честно. По углам шеве

лились разные жутики, которые отскакивали от луча фонарика и снова начинали копиться за спиной. Смешно было бояться темноты после всего, что с ним было на этих каникулах, но Игорь боялся и ничего с собой не мог поделать.

Флаг лежал там же. На диване. Когда Игорь коснулся его, то отчётливо ощутил: в эллинге есть люди. Ощущение было таким внезапным, что спина взмокла, а ноги подогнулись.

Игорь обернулся — быстро, чтобы страх его не убил.

Никого. Только плавно разошлась в стороны темнота… нет, не темнота. Игорь почти увидел людей — они стояли двумя шеренгами, образуя коридор. Игорь не видел лиц, но различал гюйсы и полоски тельников. В следующий миг видение пропало. Но с ним пропал и страх. Люди изгнали его прочь.

— Я возьму? — тихо спросил Игорь, складывая флаг. — Я… мне на дело. На хорошее дело. Честно.

Темнота молчала ободряюще.

К подножью Мечкамня Игорь пришёл около двух ночи. Скала — молчаливая и грозная — в самом деле казалась мечом, проросшим из этой древней земли. В ней таилась… нет, не угроза. Скорее холодная насмешка: ну что, букашка? Я видела и не таких, как ты. Греки в гребнястых шлемах шли этими берегами. Были тут белокурые свирепые готы. Пришли и ушли русы. Нахлынули полчища османов. И снова вернулись русские. А я стояла, глядя на их суету. И буду стоять, когда вас не станет.