Мы отсоединили входной блок хронодеклинатора, поставили его на автокар и выехали из лаборатории.

Площадка перед «стойлом» была разрыта: вернее, канава, в которую на прошлой неделе уложили новый кабель, была уже засыпана, но еще не покрыта асфальтом.

Грунт, размокший от ночного дождя, мило прочавкал под колесами автокара.

Вот он, СВП-7, наш белый красавец, наша гордость и божество. Много лет мы бились над ним, и много лет бились до нас, начиная с того момента, когда Козюрин впервые высказал поразительную догадку о связи времени с энергией.

Сейчас нет времени рассказывать, но когда-нибудь, достигнув пенсионного возраста, я напишу об этом двухтомные воспоминания, а Виктора, который к тому времени, конечно, станет академиком, попрошу написать к ним один том комментариев.

Мы с Виктором поднялись по трапу в рубку СВП-7.

Каждый раз, как я попадал сюда, меня охватывало… не скажу — молитвенное — не то слово, но какое-то торжественное ощущение… Нет, не могу выразить. Должно быть, именно такую глубокую отрешенную тишину называли когда-то «музыкой сфер».

Но сегодня что-то тревожило меня. Я не мог понять, что именно, но, помогая Виктору подсоединять блок к коробке автомата, я то и дело оглядывался, прислушивался, и беспокойное ощущение нарастало, нарастало.

На полке возле пульта лежало несколько номеров журнала «Кибернетика Времени-Пространства» и томик Жюля Верна — это, должно быть, Виктор бросил здесь, он вечно оставлял свое чтиво где попало.

Заработал автомат, по экрану поползли зеленые звездочки, однако было сразу видно, что совмещения не получится.

— Сдвиг систем, — сказал Виктор и почесал мизинцем лысину. — Проверь собственное время синхронизатора.

Я направился в кормовую часть рубки, и вдруг до меня дошло. Ну, конечно, звучала высокая нота, кажется, верхнее «си». Она дрожала на самом пределе слышимости. Тончайшая, почти неуловимая ниточка звука…

Я подскочил к коробке автомата и щелкнул клавишей выключателя. Но звук не прекратился. Виктор воззрился на меня.

— Что с тобой?

— Ты ничего не слышишь? — спросил я шепотом.

Должно быть, вид у меня был, как у нашего институтского робота Менелая, когда у него кончается питание и он застывает с поднятой ногой.

— Ничего я не слышу, — сердито сказал Виктор, — но вижу, что ты переутомился. Возьми отпуск и поезжай на какое-нибудь побережье для неврастеников.

Слух у меня абсолютный, в детстве я здорово играл на виолончели, но, может, у меня просто в ушах звенело? Знаете, ведь бывает такое: «В каком ухе звенит?» «В левом». «Правильно!»

— Неужели не слышишь? — Я потащил Виктора в коридорчик, соединявший рубку с грузовым отсеком. — А теперь?

Теперь, кажется, и он услышал. Он стоял с открытым ртом — видно, так он лучше воспринимал звуковые колебания.

И тут я понял, в чем дело. Рукоятка кремальеры замка на овальной двери грузового отсека была не довернута. Уж не знаю, на что резонировала не затянутая длинная тяга, но звук исходил именно из замка. А может, он и вправду улавливал «музыку сфер», наш СВП-7? Сработали-то мы его своими руками, но теперь он жил собственной жизнью, и кто его знает, какие сюрпризы готовился нам преподнести. У меня даже мелькнула шальная мысль: вот дожму сейчас рукоятку — и перед нами возникнет красная девица из сказки и начнет слезливо благодарить за избавление от какого-нибудь там дракона.

Я уже хотел взяться за длинную никелированную рукоятку, чтобы дожать ее, но Виктор остановил меня.

— Постой, Андрей. Выходит, кто-то здесь побывал и пользовался грузовым отсеком, — так?

— Так, — сказал я. — Я просто изумлен твоей сообразительностью.

— Кто же в таком случае мог здесь быть?

— Витька! — вскричал я. — Не станешь же ты меня уверять, что это был не ты?

Виктор почти каждый день работал в СВП-7, у него были ключи и от машины, и от «стойла». Кроме Виктора, ключи были только у директора института и у Жан-Жака.

— Но я после проверки ни разу не дотрагивался до кремальеры, — сказал Виктор. — Утверждаю это, будучи в здравом уме.

Недели две назад мы начали готовить СВП-7 к первому пробному полету в прошлое — в десятый век нашей эры. В пространстве это недалеко, километров двести пятьдесят отсюда. Наш палеосектор облюбовал какую-то полянку, они ездили туда, брали образцы грунта и растительности нашего времени и возились с ними — готовились сравнивать их с образцами десятого века, которые предстояло взять на том же месте.