Еще можно было, осторожно давая задний ход, выехать из толпы и, не ввязываясь в здешние дела, вернуться в тихие предместья Одерона. Но не такова была Аннабел Ли Фрезер из Валентайна, штат Небраска. Привстав в открытой машине с сиденья, она размахивала кулачками и требовала, чтобы немедленно освободили дорогу и дали проехать. Ей в ответ смеялись, кричали по-французски и по-английски, ругались.

— Брось своего кретина, идем с нами, красотка! — заорал плечистый малый, пытаясь дотянуться до Аннабел Ли.

Та завизжала, стала отбиваться, но парень был крепкий, напористый. Ухмыляясь, он принялся вытаскивать девушку из машины. В следующий миг, однако, Ур вскочил с места и с силой отодрал руку парня от талии Аннабел Ли. Парень дернулся, Ур оттолкнул его, и тут надвинулись отовсюду орущие рты, угрожающие кулаки. Кто-то вскочил на радиатор машины и ударил Ура по голове, кто-то рванул дверцу, и уже ничего нельзя было разобрать в сплошном вое, свисте, улюлюканье. Десятки рук вцепились в Ура и выволокли из автомобиля. Он слышал визг Аннабел Ли — ее тоже вытащили прямо через борт машины.

Вдруг толпа подалась назад. Впереди что-то кричали. Одно слово повторялось чаще других, это слово было «баррикада».

Ур, которого отбросили на десяток метров от автомобиля, увидел: тащили, передавали из рук в руки откуда-то взявшиеся скамейки и столы. Облепили «крайслер» Аннабел Ли и под пронзительный свист опрокинули машину на бок.

Мелькнул в той стороне голубой сарафан Аннабел Ли. Ур, работая кулаками и локтями, стал пробираться к ней сквозь откатывающуюся толпу. Поскользнулся на банановой корке и упал кому-то под ноги. Белели на асфальте разбросанные листовки, Ур зажал одну в кулаке. Вскочив на ноги, он увидел, что очутился, так сказать, на переднем крае.

От белых стен корпуса пятились поредевшие изломанные шеренги студентов. Дойдя до баррикады, они остановились, и один из них, лохматый, кричал что-то о сопротивлении. В наступавшие ряды полиции полетели камни, гнилые помидоры.

Ур не слышал, как в шуме сотен голосов щелкнул револьверный выстрел. Кто-то упал в синей цепи полицейских. Там произошло новое какое-то движение. Взвыли сирены подъехавших машин, из них выскакивали вооруженные люди. Раздался нестройный винтовочный залп, свистнули пули над головами защитников баррикады. Ур, пригнувшись, побежал в ту сторону, где мелькнул сарафан Аннабел Ли. Но добежать до машины не успел. Хлынули густо гвардейцы, полицейские. Длинные дубинки обрушились на бунтующих студентов. Те отбивались как могли. Лохматый выстрелил из револьвера, но кто-то толкнул его под руку, выстрел пошел вверх, в следующий миг гвардейцы заломили лохматому руки за спину.

Где-то слева опять завизжала Аннабел Ли. Ур бросился к ней, и тут тяжелый удар по затылку заставил его остановиться. Обернувшись, он увидел красное, потное лицо с прищуренными свирепыми глазками, руку с длинной дубинкой, занесенной для нового удара. Ага, вот он, человек из засады… Прежде чем дубинка опустилась, сильный удар в челюсть сбил ее владельца с ног. Сразу на Ура набросились двое, их дубинки со свистом рассекли воздух, и, как ни увертывался Ур, несколько ударов обрушилось на него. Он завопил от боли и ярости. Что-то темное как бы поднялось в нем со дна души, закрыло голубой свет дня. Дикой кошкой метнулся он к одному из полицейских, ударил головой в грудь и выхватил у него, падающего навзничь, дубинку из руки. Тут же он упал на колени от нового удара по голове, но вскочил, извернулся и, страшный, озверевший, отбивая удары своей дубинкой, пошел на преследователей.

Все силы, какие только еще оставались в нем, он вложил в удары дубинки. Бил наотмашь, направо и налево, со странным наслаждением слыша крики падающих от его ударов людей. На него накинулись сзади. Он вывернулся, оставив клочья своей рубашки в руках нападавших. Отступая, уперся спиной в теплое грязное брюхо автомобиля, лежавшего на боку. Наконец у него, обессиленного, вырвали дубинку. Удар по голове, еще и еще… Удар в глаз… Падая, он увидел крутящееся колесо автомобиля, услышал отчаянный визг Аннабел Ли: «Не бейте его!»

Еще удар. Больше он ничего не видел и не слышал.

И сейчас, очнувшись, он понял, что лежит на скамье в камере, набитой арестованными студентами. И едва не застонал — на этот раз не от боли, а от сознания чего-то непоправимого.

— Я видел, ты здорово дрался, — сказал Рене, парень в тельняшке, и отпил глоток из своей фляги. — Ты учишься у нас? Нет? А откуда ты взялся?

— Да он приехал на голубой машине с той американкой, которая выцарапала глаза комиссару, — произнес чей-то голос.

— Где она? — спросил Ур, медленно, с трудом садясь.

— Наверно, в тюрьме, как и мы. Если, конечно, президент Соединенных Штатов еще не звонил местному комиссару.

Своим зрячим глазом Ур с тоской оглядел серые шершавые стены с зарешеченным окошком под потолком. На скамьях вдоль стен и на цементном полу сидели и лежали парни, и было видно, что почти все избиты, как и он, Ур. Он видел исполосованную обнаженную спину одного из парней, сидящего на полу. Другой хмуро разглядывал сломанные очки.