Шрифт:
Из вышеназванных теорий стоимости ближе всего подходит к истине та, которая ищет основу стоимости в издержках производства. Но она терпит крушение на вопросе о средней прибыли. Ни одна теория стоимости, кроме теории трудовой стоимости, не может объяснить, чем определяется величина средней прибыли, почему она составляет при определённых условиях, скажем, 10%, а не 100 или 1 000%. Другие теории удовлетворяются тем, что либо оправдывают, либо объясняют психологически присвоение прибыли. Но ни глубокомысленнейшая философия права, ни тончайшая психология не могут объяснить, откуда прибыль происходит, как она создаётся.
Для понимания общественных отношений теория прибыли имеет величайшее значение. Однако мы здесь всё-таки не можем ею больше заниматься, так как должны вернуться к теории прибавочной стоимости. Теория прибыли есть теория распределения добычи — прибавочной стоимости — между различными слоями господствующих классов. Именно промышленный или сельскохозяйственный капиталист заставляет производить прибавочную стоимость, но он не в состоянии удержать её целиком.
Ему приходится не только уступать часть прибавочной стоимости другим капиталистам, вложившим свои капиталы в отрасли производства с более высоким органическим составом капитала, в том случае, если он вкладывает свой капитал в отрасль производства с низким органическим составом капитала. Этого процесса уравнения он не замечает и нисколько им не интересуется. Но он замечает очень хорошо, что ему приходится уплатить часть своей прибыли денежному капиталисту, у которого он взял деньги взаймы, в качестве процентов на капитал; часть — отдать купцу в виде торговой прибыли; наконец, если у него сельскохозяйственное предприятие, то ему приходится уступить часть прибавочной стоимости в качестве земельной ренты землевладельцу, если он арендатор; если же он сам землевладелец, — уплатить процент за капитал, который он затратил на покупку своего имения.
Однако, как бы ни были важны все эти отношения, нас интересует здесь прежде всего отношение между капиталистом и рабочим. Притом — не между отдельным капиталистом и отдельным рабочим, а между классом капиталистов и рабочим классом. А для исследования этого отношения теория прибыли не нужна, — она скорее способна затемнить его, так как объясняет зависимость величины прибыли от ряда обстоятельств, которые не имеют ничего общего с отношением между капиталом и трудом.
Однако какой бы вид ни приобретала прибыль отдельного капиталиста, её величина в конечном счёте зависит от величины прибавочной стоимости, т. е. от степени эксплуатации наёмных рабочих. Это относится прежде всего к совокупности капиталистов, так как вся сумма прибыли равнозначаща всей сумме прибавочной стоимости.
Не на основании законов прибыли, а на основании законов прибавочной стоимости учимся мы пониманию классовых противоречий и классовой борьбы между капиталом и трудом, а также и пониманию своеобразия капиталистического способа производства. [13]
Итак, в дальнейшем мы снова будем говорить лишь о стоимости и прибавочной стоимости, исходя из того предположения, что цена равна стоимости, а прибыль — прибавочной стоимости. Мы должны будем здесь оставить в стороне среднюю норму прибыли и цены производства, подобно тому как при вычислении закона падения оставляют в стороне сопротивление воздуха.
13
Это противопоставление законов прибыли законам прибавочной стоимости, утверждение, будто теория прибыли не нужна для объяснения отношения между буржуазией и пролетариатом, в корне неверно. Маркс указывает, что солидарность всего класса капиталистов в деле эксплуатации рабочего класса объясняется «не только в силу общей классовой симпатии, но и непосредственно экономически; потому что, — если предположить данными все прочие условия, в том числе стоимость всего авансированного постоянного капитала, — средняя норма прибыли зависит от степени эксплуатации совокупного труда совокупным капиталом» («Капитал», т. III, стр. 215). — Ред.
Конечно, на практике должны быть приняты во внимание и те моменты, которые здесь оставлены без рассмотрения.
Глава пятая
Рабочий день
Необходимое и прибавочное рабочее время вместе составляют рабочий день.
Необходимое рабочее время при данных условиях — определённой высоте производительности труда, потребностей рабочего класса и пр. — составляет определённую величину. В нашем примере мы принимаем эту величину равной 6 часам. Разумеется, рабочий день ни при каком способе производства не может быть короче необходимого времени. А при капиталистическом способе производства он должен быть длиннее этого последнего. Чем длиннее прибавочное рабочее время, тем больше — при прочих равных условиях — норма прибавочной стоимости. Поэтому стремления капиталиста клонятся к тому, чтобы как можно больше растянуть рабочий день. Охотнее всего он заставил бы рабочего трудиться непрерывно в течение 24 часов в сутки. [14]
14
Австрийской парламентской анкетой 1883 г. о положении рабочих было констатировано, что в некоторых прядильнях Брюнна работа производится непрерывно с утра субботы до утра воскресенья. Эта постыдная практика, к сожалению, не ограничивается одним только Брюнном и одними только прядильнями.
К величайшему его огорчению, этого нельзя практиковать в течение сколько-нибудь длительного времени. Рабочий истомится вконец, если ему не будет предоставлен некоторый перерыв для отдыха, сна, обеда. Но капиталист заботится по крайней мере о том, чтобы максимально сократить эти перерывы и в течение всего остального времени иметь рабочего в своём полном распоряжении.
Рабочую силу невозможно, однако, отделить от рабочего. Поэтому всё то время, в течение которого капиталисту принадлежит потребительная стоимость рабочей силы, ему принадлежит также и личность рабочего. Каждая минута рабочего времени, которую рабочий тратит на себя, кажется капиталисту кражей его собственного капитала. [15]
15
Английские рабочие — и не одни английские, конечно, — превосходно умеют высмеивать ту расчётливость, с которой капиталист наблюдает за тем, чтобы рабочий ничего не оттягивал у него из купленного им рабочего дня. Так, рассказывают анекдот о некоем владельце каменоломни, что у него один рабочий преждевременно взорвавшейся миной был выброшен на воздух, но благодаря случайности упал на землю невредимым. При расчёте предприниматель вычел с него за время, проведённое им в воздухе, как за прогульное. Нечто подобное действительно имело место при постройке водопровода в Кротоне в штате Нью-Йорк. Надо было пробуравить гору. От взрывов в туннелях распространялись удушливые газы. Это приводило рабочих в бесчувствие, и они становились на некоторое время (менее чем на час) неработоспособными. За это время у них производился вычет из заработной платы. В Цюрихском кантоне один фабрикант-бабник вычитывал из заработной платы работниц за то время, которое они проводили у него в кабинете.
Но именно потому, что рабочая сила и рабочий нераздельно связаны друг с другом, интересы последнего требуют возможно большего сокращения рабочего времени. В продолжение процесса производства он является лишь частью капитала. При капиталистическом способе производства он тогда лишь становится человеком, когда перестаёт работать. Однако помимо такого морального мотива существует также и материальный мотив в пользу сокращения рабочего дня.
Капитал стремится к тому, чтобы получить больше, чем ему следует по правилам товарного обмена. Когда капиталист покупает дневное рабочее время по его стоимости, то ему принадлежит его потребительная стоимость только на один день. Иными словами, он в праве пользоваться рабочей силой в течение дня лишь настолько, чтобы это не повредило её восстановлению.
Если кто-нибудь покупает урожай с яблони и при этом, желая выжать побольше прибыли, не только срывает с дерева яблоки, но и срубает сучья, чтобы использовать их на дрова, то он нарушает заключённый им договор: на следующий год дерево уже не сможет принести столько плодов, как прежде. Точно так же обстоит дело и в том случае, когда капиталист заставляет рабочего работать чрезмерно долго: это возможно лишь за счёт работоспособности рабочего и продолжительности его жизни.
Если в результате чрезмерной работы период трудоспособности рабочего сокращается с 40 до 20 лет, то это означает не что иное, как то, что капитал в продолжение одного дня потреблял в среднем потребительную стоимость двух рабочих дней. Он оплачивал рабочему его рабочую силу за один день и брал рабочую силу двух дней. Капиталист проповедует рабочему бережливость и аккуратность и в то же время принуждает его расточать своё единственное достояние — свою рабочую силу [16]
16
Маркс цитирует следующее место из статьи д-ра Ричардсона в «Social Science Review» за 1863 г.: «В Мэрилебоне (одном из самых больших городских кварталов Лондона) смертность кузнецов составляет 31 на 1 000 ежегодно, что на 11 превышает среднюю смертность взрослых мужчин Англии. Занятие, представляющее почти инстинктивное искусство человека, само по себе безукоризненное, становится вследствие чрезмерного труда разрушительным для человека. Он может делать такое-то количество ударов молотом в день, такое-то количество шагов, совершать столько-то дыхательных движений, исполнять такую-то работу и прожить в среднем, скажем, 50 лет. Его принуждают производить на столько-то больше ударов, проходить на столько-то шагов больше, на столько-то учащать дыхание, и это в общей сложности увеличивает затрату его жизненных сил на одну четверть. Он делает усилия в этом направлении, и в результате оказывается, что в продолжение какого-то ограниченного периода он выполняет работ на одну четверть больше и умирает в 37 лет вместо 50» («Капитал», т. I, стр. 266–267).