Господин Бледный

Аннотация

На борту планетолета заболел пассажир. Стоит ли его спасать?

Еще один рассказ «Марсианских хроник», не включенный в каноническую версию романа.

Рэй Дуглас Брэдбери Господин Бледный — Ему очень плохо. — Где он? — Наверху, на третьей палубе. Я его уложил в постель. Доктор вздохнул. — Вообще-то у меня сейчас отпуск. Ну, что поделаешь. Ты уж прости. — Извинение было адресовано его жене. Он последовал за дневальным, и пока они поднимались по трапам, космический корабль, выбросив столб красно-желтого огня, в считанные минуты развил скорость до тысячи миль в секунду. — Пришли, — сказал дневальный. Доктор свернул в указанный отсек и увидел лежащего на койке пассажира: это был рослый мужчина с туго обтянутым кожей черепом. Его состояние действительно оказалось тяжелым. Впалый рот обнажил крупные, пожелтевшие зубы; из тени провалившихся глазниц мерцал угасающий взгляд, туловище было иссохшим, как скелет. Руки казались снежно-белыми. Присев на магнитный стул, доктор пощупал запястье больного. — На что жалуетесь? Тот помолчал, но все же, облизнув бесцветным языком сухие губы, в конце концов сумел выговорить: — На приближение смерти. — У него в горле булькнуло нечто похожее на хохот. — Чепуха, мы вас быстро поставим на ноги, господин?.. — Зовите меня Бледным. Под цвет лица. Просто Бледный. — Хорошо, господин Бледный. Никогда еще доктору не приходилось держать такое холодное запястье. Как у покойника в морге, только бирки не хватало. Пульс уже сходил на нет. Если он и прощупывался, то настолько слабо, что его с легкостью перекрывала пульсация крови в пальцах доктора. — Плохо дело, да? — спросил больной. Вместо ответа доктор приставил к обнаженной груди умирающего серебристый стетоскоп. Прибор донес до его слуха едва различимый шум, вздох, будто о чем-то далеком. Вместо сердцебиения из груди шли какие-то стоны раскаяния, приглушенные крики миллионов голосов, порывы темного ветра в темной пустоте; вырываясь из холодной груди, эти холодные звуки доходили до ушей и пронзали доктора насквозь, отчего он и сам почувствовал холодок в сердце. — Я прав? Доктор кивнул: — Наверно, вы лучше меня знаете… — Чем это вызвано? — Глаза Бледного закрылись, и на бесцветном лице мелькнула тень улыбки. — Мне нечего есть. Я умираю от голода. — Это мы поправим. — Нет, нет, вы не понимаете, — прошептал человек. — Я едва успел добраться до ракеты, чтобы попасть на борт. Всего несколько минут назад, до старта, я был по-настоящему здоров. Доктор повернулся к дневальному: — У него бред. — Нет, — отозвался умирающий, — это не бред. — Что здесь происходит? — спросил чей-то голос, и в каюту вошел командир корабля. — Это еще кто? Что-то не припоминаю… — И не пытайтесь, — сказал Бледный. — Меня нет в списке пассажиров. Я самовольно проник на борт. — Но это невозможно; мы сейчас на расстоянии десяти миллионов миль от Земли. Бледный вздохнул: — Еле успел. Все силы положил на то, чтобы вас догнать. Уйди вы немного дальше… — Заурядный безбилетник, — прервал его командир. — Да к тому же пьян. — Он очень болен, — сказал доктор. — Ему нужен покой. Сейчас я его осмотрю… — И ничего не обнаружите, — едва слышно откликнулся Бледный, чье бескровное туловище сиротливо вытянулось на койке. — Беда в том, что мне нужна пища. — За этим дело не станет, — сказал доктор, закатывая рукава. Спустя час доктор снова опустился на магнитный стул. У него со лба градом катился пот. — Вы правы. Никаких заболеваний у вас нет, но организм предельно истощен. Как вы, при нынешнем изобилии, умудрились довести себя до такой кондиции? — О, вы будете удивлены, — ответил обладатель изможденного, белого, холодного тела. Его слабый голос заполнил каюту, как слабый леденящий бриз. — Примерно час назад я остался без пищи. По своей вине. Сейчас попытаюсь объяснить. Дело в том, что я очень стар. Одни говорят, что мне миллион лет, другие дают миллиард. Сам я давно сбился со счета. Недосуг было считать. Шизофреник, подумал доктор, вне всякого сомнения. Пассажир Бледный вяло улыбнулся, словно прочел эту мысль. Он устало покачал головой, и в темных впадинах его глаз мелькнул огонек. — Нет-нет. Нет, просто я стар, очень стар. И очень глуп. Ведь Земля принадлежала мне. Я ею владел. Безраздельно. Она питала меня, а я, в свою очередь, питал ее. В течение миллиарда лет я жил припеваючи. А теперь — страшно подумать — оказался здесь, да еще на краю гибели. Вот уж не думал, что могу умереть, никогда не думал, что меня можно убить, как любую тварь. А теперь и я знаю, что такое страх смерти и каково это на самом деле — умирать. Узнал спустя миллиард лет, и теперь мне страшно: какая судьба постигнет Вселенную, когда меня не станет? — Лежите спокойно, не волнуйтесь. Мы вас вылечим. — Нет-нет. Нет, вы ничего не сможете сделать. Я слишком многое поставил на кон — и проиграл. До сих пор я жил в свое удовольствие, сам развязывал войны и сам же их прекращал. Но на этот раз я зашел слишком далеко и совершил самоубийство, да-да, именно так. Посмотрите-ка вот в тот иллюминатор. — Бледный дрожал, у него тряслись пальцы и губы. — Скажите, что вы там видите. — Вижу Землю. Планету Земля. Мы от нее удаляемся. — Значит, придется немного подождать, — сказал Бледный. Доктор не отходил от иллюминатора. — Уже совсем скоро, — прошептал Бледный. — Уже вот-вот. Пространство за стеклом вдруг озарилось слепящей вспышкой. — Боже, боже! Какой кошмар! — воскликнул доктор. — Что там? — Земля! Она загорелась. Она в огне! — Правильно, — ответил Бледный. Пожар заполонил Вселенную рваными, текучими языками желто-голубого пламени. Земля разлетелась на тысячу осколков, рассыпалась искрами, обратилась в ничто. — Убедились? — спросил Бледный. — Боже мой, боже мой. — Доктор пошатнулся, привалился к иллюминатору, хватаясь то за сердце, то за голову, и заплакал, как ребенок. — Видите, каким я был глупцом, — продолжал Бледный. — Зашел слишком далеко. Слишком далеко. Какое будет зрелище, думал я. Какой фейерверк. А теперь… теперь все кончено. Доктор сполз по стенке на пол, не сдерживая слез. Корабль разрезал космическое пространство. Из коридоров доносился топот бегущих ног, слышались панические вопли и протяжные стоны. Больной молча лежал на койке, судорожно сглатывая слюну и медленно кивая головой. Доктор сидел на полу в той же позе, содрогаясь от рыданий, и лишь минут через пять сумел взять себя в руки: он отполз в сторону, поднялся, сел на стул и взглянул на Бледного, чье длинное, худое тело сделалось почти прозрачным; от умирающего исходил тяжелый запах чего-то извечного, стылого, неживого. — Теперь вам ясно? — выговорил Бледный. — Я не планировал таких крайностей. — Да замолчите же! — Я бы не прочь вести такое же безоблачное существование еще хоть миллиард лет, ни в чем себе не отказывая. О, я был всему господин! — Вы сумасшедший! — Передо мною все дрожали от страха. А теперь страх охватил меня, потому что умирать больше некому. Осталась всего лишь горстка людей на этом корабле. Да еще пара тысяч на Марсе. Вот почему я туда стремлюсь: на Марсе я смогу жить — если дотяну, конечно. Ведь для того, чтобы я жил, наводил страх, вел привычное существование, требуются простые смертные, а когда все они погибнут и некому будет больше умирать, господину Бледному придется умереть самому, а ему этого совсем не хочется. Поймите, жизнь встречается во Вселенной не так уж часто. Она существовала только на Земле — только там, благодаря живым людям, существовал и я. Но теперь я ослаб, совсем ослаб. Не могу даже пошевелиться. Вы должны мне помочь. — Сумасшедший, идиот! — До Марса целых двое суток пути, — продолжал господин Бледный в раздумье, беспомощно вытянув руки по швам. — В течение этого времени вам придется меня кормить. Если бы я мог двигаться, я бы от вас не зависел. Всего час назад у меня была немыслимая сила: только подумайте, сколько энергии перешло ко мне от всех умерших, от всего, что в одночасье погибло. Но пока я гнался за вашим кораблем, энергия рассеялась; теперь эта энергия пожирает сама себя. Нынче единственный смысл моей жизни — это вы, ваша жена, двадцать пассажиров, члены экипажа, да небольшая колония на Марсе. Как видите, весьма скудный запас, весьма скудный… — Его голос сник до вздоха; сглотнув, он продолжал: — А вы, доктор, никогда не задумывались, почему на Марсе уровень смертности за полгода существования ваших колоний не поднимался выше нулевой отметки? Да потому, что мне не разорваться, вот и все. В тот самый день, когда на Земле появилась жизнь, появился и я. Все это время я ждал случая выбраться на просторы Солнечной системы. Почему было не покинуть Землю несколькими месяцами раньше? Я все откладывал, а теперь горько сожалею. Глупец, алчный глупец. Доктор напрягся, встал, сделал шаг назад и прислонился к стене: — Вы не в себе. — Вот как? Тогда взгляните-ка еще раз в иллюминатор на то, что осталось от Земли. — Я не собираюсь вас слушать. — Вы должны мне помочь. Решайтесь. Я положил глаз на командира. Пусть он придет первым. Скажите, что мне требуется переливание крови. Затем пассажиры, по одному, чтобы только удерживать меня на краю пропасти, чтобы только сохранять мне жизнь. Ну, а напоследок настанет, видимо, и ваш черед или вашей жены. Вы ведь все равно не рассчитывали жить вечно, правда? Но если я умру, вам не миновать такой судьбы. — Вы бредите. — У вас хватает дерзости полагать, что это бред? Имеете ли вы право так испытывать судьбу? Если я умру, вы все станете бессмертными. Именно об этом люди мечтали во все века, не так ли? Жить вечно. Но я вас уверяю, это будет невыносимо: один день точь-в-точь как другой, да еще чудовищный груз воспоминаний! Задумайтесь! Рассудите сами. Доктор стоял в неосвещенной части каюты, спиной к противоположной стене. Господин Бледный зашептал: — Уж вы мне поверьте. Лучше умереть, когда пробьет твой час, нежели тянуть лямку миллион миллиардов лет. Не сомневайтесь. Кому, как не мне, это знать? Я почти рад, что умираю. Почти, но не совсем. Самосохранение. Ну, что скажете? Доктор уже стоял у двери: — Я вам не верю. — Не уходите, — пробормотал пассажир Бледный, — вы еще пожалеете. — Все это выдумки. — Не дайте мне умереть… — Его голос звучал уже где-то совсем далеко, а губы едва шевелились. — Умоляю, не дайте мне умереть. Ведь я вам нужен. Во мне нуждается все живое: я наполняю жизнь смыслом, придаю ей ценность, обеспечиваю противовес. Не дайте… Пассажир Бледный становился все меньше и тоньше, его тело таяло на глазах. — Нет, — выдохнул он. — Нет, — прошептало движение воздуха за стенкой твердых, пожелтевших зубов. — Прошу вас… Его ввалившиеся глаза неподвижно уставились в потолок. Доктор вырвался из каюты, захлопнул дверь и закрутил болты. Потом он привалился к холодному металлу и опять содрогнулся от слез, вглядываясь в глубь отсека, он различил кучки людей, которые сгрудились у иллюминаторов и провожали глазами пустое пространство, где раньше была Земля. Одни ругались и сыпали проклятиями, другие плакали. Битый час он блуждал по коридорам и трапам, нетвердо держась на ногах и почти не помня себя, пока наконец не разыскал командира. — Командир, никто не должен входить в каюту больного. У него чума. Это неизлечимо. Он лишился рассудка. Смерть наступит в течение часа. Прикажите заварить дверь. — Что? — переспросил командир. — Да-да, конечно. Я отдам распоряжение. Непременно. Вы видели? Видели, как взорвалась Земля? — Видел. Они, как во сне, разошлись в разные стороны. Доктор присел рядом с женой, которая не замечала его, пока он ее не обнял. — Не плачь, — сказал он. — Не надо. Прошу тебя, не плачь. Ее плечи вздрагивали от рыданий. Он привлек ее к себе, хотя его самого бил озноб. Они сидели бок о бок не один час. — Не плачь, — повторил доктор. — Думай о чем-нибудь другом. Не вспоминай Землю. Думай о Марсе, думай о будущем. Они замерли с отсутствующими лицами, откинувшись на спинки кресел. Он закурил сигарету, но не почувствовал вкуса, передал ее жене и зажег еще одну. — Как ты смотришь на то, чтобы оставаться моей женой еще десять миллионов лет? — спросил он. — Я готова, — воскликнула она и, обернувшись к нему лицом, истово прижала к себе его руку. — Я с радостью! — Правда? — спросил он.