Шрифт:
— Послушай… Мы не можем быть вместе. Ну как ты представляешь себе нашу совместную жизнь?
— О… — как раз это Евгений представлял себе очень хорошо. Но очень нереалистично. — Мы будем счастливы! Мы будем жить душа в душу. Одной жизнью, да. Я буду тебя любить и баловать, и ни в чем не отказывать. А потом у нас появятся… — тут он запнулся.
— Кто появится? — спросила Барбара.
— Дети… — неуверенно ответил Евгений.
— Чьи? — не успокаивалась Барбара.
— Наши… — помрачнел Евгений.
— И как они будут выглядеть?
До Евгения начало доходить, в какой нелепой ситуации он оказался.
— Ну… Мы можем усыновить волченка… — предположил он.
Выражение морды Барбары стало каменным.
— И пингвиненка… — добавил Евгений, желая срочно оказаться подальше отсюда.
— Так! — решительно сказала Барбара. — Я вижу, ты наконец начал что-то понимать. Добавлю еще, что, увы, не могу ответить тебе взаимностью.
— Ответить? — Евгений ощутил себя раненым.
— Это значит, что я тебя не люблю, — объяснила волчица.
Евгений понял, что убит.
— Мне очень жаль. Правда… — сказала Барбара с неловкостью. — Нам лучше остаться друзьями.
— Но мы никогда не были друзьями, — заметил Евгений.
Барбара развела лапами. И Евгений понуро удалился в дождливую ночь, унося в нее свою печаль. Постигшая его личная трагедия была настолько велика, что в несчастном пингвине взыграла тяга к саморазрушению. Теперь его жизнь станет совсем иной! И он знает, как этого добиться. Опуститься на Самое Дно. Туда, где обитают Отбросы Общества. Теперь его место там, среди них. Он приобщится к Порочному Образу Жизни и станет совсем другим пингвином. И этому новому пингвину будут глубоко безразличны какие-то там волчицы. Имя он себе тоже сменит. Отныне его будут звать Гаврош Агасфер!
Вот так Евгений оказался в кабаке «Кабан и якорь», месте, о котором он много слышал, но где прежде никогда не бывал. Кабак вполне соответствовал представлениям Евгения о Самом Дне. Обшарпанные стены, тусклое освещение, кислый запах, угрюмые неприветливые работники, а самое главное, конечно, посетители. Столько сомнительных личностей одновременно Евгению видеть еще не приходилось. Особенно красочно смотрелась компания хорьков за соседним столиком. Все как на подбор: у одного нет половины уха, у другого — глаза, у третьего — лапы… В общем, настоящие Отбросы Общества. Вот и он теперь такой же…
Пингвин продолжил глотать жуткое пойло, от которого больше и больше пьянел, не замечая, что хорьки уже давно о чем-то заговорщицки шепчутся, поглядывая в его сторону.
Начало новой жизни требовало записи в дневнике. Евгений вытащил из ранца тетрадь, раскрыл ее перед собой и плохо слушающимся крылом вывел:
«Сегодня я отказал Барбаре. Она, конечно, расстроилась, просила передумать, но я был непреклонен. Мое решение твердо: сначала надо познать жизнь, а только потом заниматься личными делами. Это — по-мужски. Поэтому я думаю отправиться в морское путешествие. С этой целью я пришел в портовый кабак, в котором собираются матросы и капитаны. Полагаю, что скоро меня позовут юнгой на какой-нибудь корабль. И перья мои обожжет соленый ветер».
Евгений остановился и дважды перечитал фразу про соленый ветер. Уж очень она ему понравилась. Такая фраза требует стиха! Он закрыл тетрадь, перевернул и снова раскрыл — теперь перед ним был не дневник, а сборник стихов. Когда-нибудь эти вирши будут изданы, а их автора назовут величайшим из пингвинов.
Итак…
«Мои перья обожжет соленый ветер,Когда я встречу взглядом горизонт.Ведь я пингвин храбрейший на планете,Я из пингвинов — первый Робинзон!»Прекрасно! Про первого Робинзона очень хорошо получилось! Он тоже, подобно Робинзону, проведет несколько лет на необитаемой льдине. По правилам, конечно, надо на острове, но пингвину больше подходит льдина. И еще у него будет верный друг-тюлень по прозвищу Тринадцатая Пятница. А потом…
Но что потом, Евгений так и не придумал, потому что в этот самый момент над его ухом раздался хрипловатый голос:
— Извините, если помешал. Но не так-то часто встретишь в наших краях живого пингвина.
Евгений обернулся и увидел рядом с собой одного из хорьков, того самого, у которого не хватало лапы.
— Не возражаете, если я присяду? — спросил хорек.
Вообще-то, Евгений возражал. Этот разбойничьего вида хорек его пугал, фраза про живого пингвина нeсколько напрягала двусмысленностью слова «живого». Но возражать таким разбойным типам Евгений никогда не умел. Поэтому сказал лишь:
— Э-э-э… Ну…
— Вот и отлично! — обрадовался хорек и уселся напротив. — Рад. Очень рад нашему знакомству.