Джон. Она способна смотреть за собой. Осознает свои потребности и с удовольствием удовлетворяет их. Поэтому доверит ребенка другим, когда ей необходима передышка от материнских забот, обратится к другим за любовью и поддержкой, когда в них нуждается.

Робин. Верно. И в результате у нее хватает любви, или эмоциональной поддержки, или раскованности, или уверенности — называйте, как хотите. А отсюда следует, что, во-первых, она способна, имея это в достатке, наделить и ребенка, то есть ее ребенок не останется без необходимой эмоциональной поддержки, а во-вторых, не будет зависима от ребенка в этой же самой эмоциональной поддержке, любви. И поэтому сможет отпустить его от себя, когда ребенок будет готов уйти.

Джон. Она не станет отнимать у него обслюнявленный край одеяла, она даст ему зайку. И ему будет легче от нее оторваться, ведь материнская любовь свяжется с зайкой, ведь мать одобрила его новую компанию. Все говорит о том, что она его не удерживает, дарует свободу.

Робин. Поэтому он увереннее в себе, а значит, отважнее, он задорен, он не боится рискнуть. Он не будет отгораживаться от новизны. Ему жить веселее. Он быстрее заведет друзей, ему всегда найдется поддержка, даже если мамы и близких нет рядом. И он будет все меньше нуждаться в маме, в родной семье. А это, между прочим, значит, что он будет еще больше им радоваться.

Джон. Почему?

Робин. Когда он вместе с семьей, его не мучит тревога, что он может остаться без нее. Радость ничем не омрачается. Он подготовлен и легче справится с любой переменой, потерей, ударом, его жизнь будет не просто богатой, но будет делаться все богаче, разнообразнее.

Джон. Так. Это «здоровый» полюс. На противоположном — мать не способна к здоровому эгоизму. Не способна взять то, в чем нуждается.

Робин. Увы. Поэтому она в нужде. А если она в нужде, как же может быть способна давать? Значит, ребенок будет прежде всего обделен эмоциональной поддержкой. Хуже того, если она в нужде, она будет зависима от ребенка, ей будет необходима его любовь и поддержка. Она уцепится за него, его нельзя будет оторвать от нее. И даже сунув ему мишку, зайку, она совсем по-другому отнесется к происходящему. Как собственница ребенка она не обрадуется, что ватой набитый заяц поглотит все внимание ребенка, оттеснив ее саму. Она готова кричать: «Караул, соперник!»

Джон. Ясно, что зайцу не носить от нее к ребенку послания: «Вот тебе моя рука, а теперь иди!» И, конечно, ребенок не отважится на самостоятельные шаги. Фактически ему будут внушать обратное.

Робин. Именно. Это одна история мытарств на неверном пути. Печальную историю можно рассказать и иначе — если мать приучена отказывать себе в потребностях материнства.

Джон. Если спрятала себя этой стороной за «ширму»?

Робин. Да. Она не испытает никакой радости от тяги к ребенку или ребенка — к ней. Она попробует подавить эту тягу с обеих сторон и оттолкнуть ребенка, цепляющегося за нее. И, конечно, ее смутит привязанность ребенка к какому-то зайцу набитому, особенно же подрастающего ребенка. Поэтому она, насколько сможет, отобьет у ребенка охоту к подобным играм.

Джон. Значит, в любой из печальных историй заяц доставит ребенку от нездоровой матери зловещее «нет».

Робин. Именно. Но раз ребенок, нуждаясь в материнском одобрении «заячьих игр», символизирующих свободу — в конечном счете, дающих свободу и от самой матери — слышит «нет», он просто не обретет свободы. Он застрянет при матери, шагу без нее не шагнет.

Джон. Застрянет, потому что не сумеет перебраться из пункта «Мама» в пункт «Все и вся», где для него нашлось бы сколько угодно поддержки.

Робин. Да, так и будет тащиться неверным путем, путаясь под ногами у матери. Или — уцепившись еще за какой-то… «костыль».

Джон. Но он все равно не получает необходимого от матери. Значит, даже при ней ему не слишком-то хорошо.

Робин. Именно. Такой ребенок всегда вроде чего-то хочет, чего-то ждет. Но никогда, кажется, не имеет нужного. Поэтому он мало полагается на новый опыт.

Джон. Бедный ребенок не знает, что делать — да? Наверное, он не столько приуныл, сколько просто сбит с толку. И… съежился, сам не понимая, почему.

Робин. Его замешательство осложняется реакцией «улицы», ведь очень скоро дети уже не зовут: «Выходи играть!» Кричат совсем другое, особенно, если бедняжка — мальчик.

Он чувствует себя совсем потерянным и несчастным, потому что его подталкивают покинуть маму, а он не представляет, как это сделать. Над ним смеются и издеваются за то, что он отстает.

Джон. Будь они с мамой один на один, они бы, по крайней мере, прижались теснее и как-то поддержали друг друга, так обычно, я думаю, случается с девочками, их задевают меньше. Они просто «домоседки», «тихони». А мальчика задразнят «неженкой».

Робин. Это еще усложняет ситуацию для мальчика, потому что желание прижаться ему теперь надо прятать за «ширму» из-за осуждения окружающих.

Джон. Теперь он вынужден отрицать и то, что «застрял»!.. Как же выручить «застрявших»? Как вывести на другую дорогу, по которой можно двигаться раскованнее, увереннее и — расти?

Робин. Это совсем не легко. Если семья уже «в пути» — неважно, верного пути держится или неверного — ей трудно свернуть с него. Хорошо, когда вам свободно шагается, и ваш путь — «открыт», но «зажатая» семья не переберется на верный путь без посторонней помощи.