Постояв минуту в раздумье, Волин медленно пошел по тротуару. Под ногой аппетитно хрумкнули и зашелестели сухие листья, густо нападавшие за день со старых тополей. Стояла погожая середина осени.

В ресторан Алексею идти не хотелось. Он отвык от посещения подобных заведений, к тому же ему казалось, что в них одинокий посетитель может привлечь внимание каких-то дрянных людей. Каких именно, Алексей не знал, но побаивался. Слишком много швали расплодилось кругом.

Особенно ему не нравились молодые парни, которые ходили в «адидасовских» спортивных костюмах, кожанках и ярких спортивных куртках, в малиново-черных «клубных» парах, носили короткие прически и никогда никуда не торопились. Они вели себя достаточно тихо, не орали матом, не задирали прохожих. Они сидели в кафе или перемещались по улицам тесными кучками, не нарушая общественный порядок. Но у них были такие лица, что Волин понимал: хулиганить им ни к чему, так же как тигру незачем ловить мышей. Алексей именовал эту публику «жлобы» и «мордовороты» и испытывал перед ней какой-то атавистический, не подвластный разуму ужас.

На углу, квартала за два, Волин как раз и увидел с полдюжины таких ребят.

Прогулка потеряла для него свою прелесть. Да и вообще пора уже было на что-то решаться.

Бар назывался не то «Минутка», не то «Снежинка» и располагался в полуподвале.

Алексей спустился по новеньким цементным ступенькам, толкнул покрытую деревянной резьбой дверь и вошел. В зале было полутемно, пусто и достаточно чисто. Играла негромкая музыка. Сидеть здесь не полагалось.

Волин взял у стойки сто пятьдесят граммов коньяку, пару сосисок и отошел к высокому столику. От коньяка ему сразу сделалось хорошо, спало дневное напряжение и даже дежурные сосиски показались вкусными.

Симпатичная барменша, совсем еще девчонка, чистенькая, накрахмаленная, копошилась за ярко освещенной стойкой, тасовала бокалы и пестрые бутылки, хоть наливать было некому.

Алексей достал из кармана измятую пачку болгарских сигарет, подумал, сунул обратно, подошел к стойке и купил «Кэмел». «Верблюд» почему-то всегда казался ему мужским куревом. Заодно прихватил еще полстакана «пятизвездочного».

Миловидная барменша широко, но неумело улыбнулась ему. «Ничего, научится», — подумал Волин. Душа его согревалась.

Едва он вернулся на свое место и отхлебнул из стакана, за спиной просипели:

— Закурить есть?

Волин оглянулся. Двое мужиков, не совсем ханыги, а так, пограничное состояние, выставляли на соседний стол пиво. От них тянуло старым перегаром и нестираной одеждой. Один принялся перочинным ножом откупоривать бутылки, второй отправился к стойке.

— Водки два по сто, — услышал Волин.

Он отдал непрошеному соседу «Родопи», допил коньяк и вышел из бара. На кой черт пускают таких? Платят, вот и пускают…

В «Кафе-мороженом», гомонящем полухмельным говором разномастной публики — от подростков с перепачканным белой сладостью губами до хмурых, полупьяных мужиков и парочек зрелого возраста — Алексею никогда не нравилось. Здесь дух забегаловки, казалось, навечно въелся в пегие стены, нечистые столы и изжеванные лица буфетчиц. Однако Волин, размякший после третьей порции коньяка, возможно, и задержался бы тут, но к его столу подсел тип неопределенного возраста, худой, с голодными глазами, зубами из желтого металла, но не золотыми, весь какой-то дерганый и повел малопонятную канючащую речь, от которой на Волина потянуло холодом тюремных решеток. Алексей терпел минут пять, потом бросил незнакомцу купюру и поднялся…

В «Гриле», тесном и заполненном чадом горелого жира, перекусывала с водкой компания мордоворотов. Волин хотел уйти сразу, но от выпитого расхрабрился и решил: «Да что, в самом деле? Чего шарахаться».

Здесь он вроде бы усиделся. Цыпленок оказался вполне съедобным, а «жлобы» ему не мешали, вели между собой негромкие разговоры. Алексею недоставало только собеседника. В одиночестве Волин разомлел, окружающее отодвинулось, оставляя его в уютном мирке собственных мыслей и ощущений.

Потом возник негромкий, но тревожный шум, в нем отчетливо сквозило какое-то неблагополучие. Вынырнув из сладкого забытья, Алексей увидел, что среди неприятной ему компании началась сдержанная, но нехорошая возня, что-то там происходило такое, чего не должно бы происходить среди мирно отдыхающих людей.

Напружинились сомкнутые вокруг стола накачанные плечи, заходили ходуном затылки, звякнул опрокинутый бокал. Потом из-за стола поднялись двое, поставили на ноги третьего, пощуплее, одетого не в «униформу», распихали ногами стулья и, крепко прихватив тщедушного под локти и за поясницу, повели его к выходу. Человек беспомощно дергался и крутил головой, но молчал. Волин не успел разглядеть лиц странной троицы, но то, что сквозило в непреклонном стремлении «жлобов» увести тщедушного из этого места, где формально еще действовали человеческие законы, навело Алексея на страшную и, должно быть, нелепую мысль, что того, третьего, повели убивать.

Выждав некоторое время, Волин вышел на улицу и, не оглядываясь по сторонам, поспешил прочь.

Но домой ему не хотелось. Дома Волина ожидал привычный, безопасный, тягучий и пресный вечер, а он жаждал чего-то нетривиального и потому, ступая уже не совсем твердо, спустился в следующий подвальчик. Ему повезло. Здесь не оказалось ни забулдыг, ни мордоворотов, ни громкой музыки, было уютно и покойно, к тому же отыскался собеседник, парень лет двадцати семи, под хмельком, но довольно симпатичный и разговорчивый, как выяснилось, программист какого-то НИИ.