Что же касается Артюра, то он, судя по всему, считал брата низшим существом. В зрелые годы это проявилось с особой силой — достаточно прочитать презрительные замечания о Фредерике в письмах к родным. Между тем, он был обязан старшему брату, благодаря которому получил отсрочку от воинской службы. Фредерик пошел в армию добровольно, и по закону это избавило Артюра от призыва — но не избавило от страха, что его все-таки призовут. Будучи уже смертельно больным, он с тревогой спрашивал родных, не упекут ли его в тюрьму за уклонение от службы.

Из трех сестер Рембо одна умерла в младенчестве. Две другие были порабощены матерью полностью и не смели даже рта раскрыть в ее присутствии. В декабре 1875 года, в возрасте семнадцати лет умерла другая сестра Артюра, Витали. По словам Делаэ, она больше всех походила на поэта — "это был Рембо в обличье девушки". Самая младшая, Изабель после смерти брата вышла замуж за Пьера Дюфура, в будущем — создателя легенд известного под именем Патерн Берришон.

Примечательно, что все биографы описали картину прогулки семейства Рембо: дети шествовали парами (впереди сестры, за ними братья), с зонтиками в руках. Позади следовала мать — "патриарх", надзирающий за порядком. Первым об этом рассказал Луи Пьеркен — школьный друг Артюра. Кстати, Луи единственный был вхож в дом Рембо, другим детям доступ туда был закрыт, поскольку мать, вынужденная поначалу обосноваться на улице Бурбонов, в бедном квартале Шарлевиля, искренне презирала своих соседей. Ее дети должны были играть только друг с другом, и без всяких игрушек. В воскресенье все игры были запрещены: мать свято соблюдала библейский завет и, в сущности, была привержена скорее протестантизму, хотя считала себя истинной католичкой.

Эту странную отчужденность подметил Эрнест Делаэ, который так описывает поведение братьев Рембо в коллеже:

"Обычно школьники много смеются и громко кричат во время игр; но эти двое лишь иногда перебрасывались парой слов, и казалось, что им нравится возиться молча".

Первый кризис у Артюра случился в семилетнем возрасте (недаром позднее он напишет стихотворение "Семилетние поэты"), после окончательного ухода отца из семьи и смерти деда Никола Кюифа. Мадам Рембо пришлось тогда оставить прекрасную квартиру на Гранд-Рю и переселиться в пролетарский квартал. Она затаила злобу на мужа и на весь мир. Отныне она будет ходить только в черных, траурных платьях. А ее младший сын станет присматриваться к соседским ребятишкам, с которыми нельзя было дружить или даже играть. Он разглядит их нищету и тоже затаит ненависть — к жестокому миру, который обрек его на одиночество.

Именно отсутствие любви породило у поэта ощущение — очень "поэтическое" и в какой-то степени освободительное — что реальный мир представляет собой мираж. Существует другой мир, в который можно проникнуть воображением — лишь в этом мире полностью раскрываются все возможности. Здесь берет начало знаменитая фраза Рембо: "Я — это другие". Но в оппозиции реального и воображаемого таилась опасность, которую Рембо не осознавал, да и не мог осознать в силу своего возраста. Ив Бонфуа, один из лучших исследователей его жизни и творчества, пишет об этом: "Быть может, мысль о том, что сфера человеческая есть ложь, что наше общество есть химера, что наше существование есть мука, является неизбежной. (…) Но мыслить так должен взрослый человек, тогда как юный Рембо, великодушно взваливший на себя эту тяжесть и преждевременно истерзавший свое еще наивное сознание, лишь глубже проникся презрением к себе и, поскольку не может истинно любить тот, кто ненавидит самого себя, был отлучен от столь дорогой ему природной красоты. Он сделает попытку перенестись в чудесную страну; раскрыть — "путем последовательного расстройства всех чувств" — естественное в природе. Но его всегда будет сопровождать отвращение к самому себе, породившее неразрешимые противоречия тела и души". Не случайно он создал стихотворение с характерным названием "Стыд":

Ненависть к себе неизменно породила злобу по отношению к другим. Иногда ее считали маской, но она слишком глубоко проникла в душу Рембо и оказалась разрушительной:

"Я ополчился против справедливости. Обратился в бегство. О колдуньи, ненависть и нищета, вам доверил я свое сокровище! Я сумел истребить в себе всякую надежду. Передушил все радости земные — нещадно, словно дикий зверь". [21]

Позже он сделает попытку избавиться от своего демона, но все будет тщетно. Ибо одно из главнейших противоречий Рембо — это сочетание силы и слабости. Он всегда был неутомим, полон энергии, неистощим на выдумку — и одновременно неспособен разрешить какую бы то ни было серьезную, реальную проблему.

"

Слишком раннее развитие, ставшее причиной многих несчастий, всячески превозносилось близкими Рембо. Легенды о чудесном рождении были созданы неумеренным воображением Патерна Берришона (и, видимо, Изабель Рембо). Вот как выглядит версия "житийной" биографии:

"В самый час появления младенца на свет присутствовавший при родах врач констатировал, что новорожденный смотрит вокруг себя широко раскрытыми глазами, а когда сиделка, на которой лежала обязанность пеленать младенца, положила его на подушку на полу и на минуту ушла за свивальником, присутствующие с изумлением увидели, как новорожденный, скатившись с подушки, пополз, смеясь, к дверям, выходившим в сени".

Позднее даже самые благожелательные биографы отвергли подобные домыслы: "Эту жизнь, которую он впоследствии проклинал столько раз, Рембо не приветствовал ни единой улыбкой. Его преждевременное развитие и без того достаточно удивительно, и нет никакой нужды преувеличивать действительность".