На нас напустили даму-терминатор, массовика-затейника с большим опытом работы с молодежью (ибо сказано: бойся закваски пионерской и комсомольской), которая изрекла буквально следующее:

– Я понимаю, что все вы люди молодые, не слишком еще дисциплинированные, но тем не менее...

И потребовала, чтобы выделили мы рыцарей для турнира, числом не менее двух пар, дабы бились они перед публикой тихвиенской, взоры услаждая.

Тут пуще прежнего забеспокоились мы, ибо вдруг стало доходить до тусовки, что не ее, тусовку, здесь развлекать будут, а напротив - она, тусовка, развлекать тихвиенцев сюда приехала.

И еще одно внятно стало нам: автобус с псковскими рыцарями глюком был. Нет никаких рыцарей из Пскова. И менестрелей тоже нет.

И поняли мы тут, на детсадовских стульчиках сидя, что, прибыв в Тихвиен в надежде крутых здесь встретить, сами наиболее крутыми оказались. И оттого уныние вошло в сердца многих, и многие не захотели биться, скрыв принадлежность к рыцарскому сословию и проявили пассивность, а пионерского задора не проявили. Наконец встали и вышли вперед Валар, Торин, Перегрин и Рейстлин. Воистину то был рыцарственный поступок, да и выглядели наши ха-ха рыцари так, будто на заклание шли.

А дама-терминатор с большим опытом работы с молодежью потирала руки, всем своим видом являя брожение закваски комсомольской и пионерской.

И остались рыцари; прочие же отправились с Вероникой осматривать достопримечательности города Тихвиен.

И славный же это город! Красоты его достойны всяческого внимания и похвалы, ибо стоит он на чудной речке, и монастырь его виден отовсюду и с какой стороны ни посмотри, дивен он со своим Успенским собором и колокольней вида невиданного. В общем, сплошной Левитан кругом цвел махровым цветом, и река сверкала на солнце, и пахло свежескошенным сеном, и сероватоголубые луковки собора как на воздусях висели, если издалека смотреть и из-за деревьев.

Говорил Протасик о средневековом взгляде "из-под капюшона" и был воистину прав, ибо преискуснейше вписан собор в арку ворот, если под нею стоять.

Внутри же собора множество прекрасных фресок 17 века увидели мы и дивились им долго под объяснения экскурсоводские. Могильные плиты на паперти увидели мы также. Ибо прежде было при монастыре кладбище, но после стали местные хулиганы портить плиты, а местные умельцы - воровать их и переделывать под надгробия для родственников своих усопших. И тогда перенесли плиты в собор, дабы сберечь оставшееся. Однако кладбище так заросло, что теперь трудно сказать, кто где похоронен. Поэтому малопонятно было нам, как будут тихвиенцы возвращать плиты на место. Но, возможно, будет явлено чудо и приидет ангел с точной схемой захоронения, и передаст эту схему распорядителю работ (ой, что-то завралась я).

Покой в монастыре царит такой, что Таллэ чуть не заснула.

И по всему чувствуется, невзирая на многочисленные надписи, сделанные хулиганами, как местными, так и пришлыми, что место это свято и что сквернить его не осквернить. Внутреннего огня, в этом монастыре заключенного, хватит на то, чтобы еще несколько веков выжигать любую скверну. И даже если церковь снести (а ее, наоборот, восстанавливают с тщанием великим), то останется свет на этом месте.

А может быть, это фанатизм во мне говорит.

После тесных, упиханных в узкий футляр средневековых городских улиц, тулузских монастырей казался мне этот русский монастырь непомерно широким, полным воздуха и света. Там было, где раскинуть руки во всю ширь - а в Тулузе если и сделать это, то непременно в противоположную стену упрешься пальцами.

И долго еще бродили мы вокруг да около монастыря, а он то показывался из-за верхушек деревьев, то вдруг вырисовывался во всю мощь с холма, а то колокольня предивным образом оказывалась возле храма, хотя на самом деле стоят они друг от друга на расстоянии - так менялся ракурс.

И перешли мы реку, в этом месте бурную из-за плотины, и спустились к источнику, который вытекал из трубы и развел жуткое болото, уходящее также в реку.

Возле такого источника по всем правилам должен был висеть щит с надписью: "Кто в этот щит мечом постучит, тот потеряет свой собственный щит", но вандализм и некуртуазность местных жителей дошли до крайних пределов, ибо ни щита, ни надписи, ни поджидающего в кустах Черного Рыцаря мы возле источника не обнаружили, а обнаружили лишь вполне цивильную бабу с бидоном.

Напились мы светлой воды, и будто бы сил у нас прибавилось, хотя их и без того было много (только скрывали мы это от дамы-терминатора, дабы не припахала еще больше).

И возвратились мы в общежитие, а Вероника посулила вечернюю прогулку на развалины Колизея.

С тем и приступили мы вновь к жестоким пыткам, которым подвергли электрическую плиту в общаге нашей, и снова вонзали пассатижи в ее непокорную плоть и поворачивали обрубки ее выключателей и так и эдак, покуда не добились своего.