Шрифт:
«Переходя к логике разума и учтя создавшуюся безвыходность положения, я, непоколебимо верный подданный Его Величества, рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны… является решение пойти навстречу уже высказанным условиям…»
Надежда на поддержку хотя бы одного главнокомандующего совсем улетучилась. У Николая, действительно любившего армию и её генералов, отмерло что-то в груди и в мыслях наступил замораживающий холод. Он скользил глазами по завершающему пассажу телеграммы Алексеева, заведомо зная, что там говорится, слушал «верноподданнические» увещевания Рузского, Данилова и Саввича. Отчего-то выплыла из глубин памяти фраза министра внутренних дел в 1905 – 1906 годах Петра Николаевича Дурново, который на предложение помиловать каких-то бунтовщиков на том основании, что они встали перед военной силой на колени, ответил своим густым басом: «Бойтесь коленопреклонённых мерзавцев!»
Мысли Государя были зажаты, словно в тисках. Ощущение безнадёжности возникло и начало шириться в душе. Николай не знал, от него попросту скрыли, что командующий гвардейской кавалерией прислал Рузскому телеграмму: «Главкосеву. До нас дошли сведения о крупных событиях. Прошу вас не отказать повергнуть к стопам Его Величества безграничную преданность Гвардейской кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого Монарха. Хан Нахичеванский». Такая же телеграмма пришла во Псков от графа Келлера, генералы Лечицкий и Каледин тоже выразили готовность прийти на выручку Государю…
Но восемь генералов всё решили сами. Они не спросили мнения ни у кого из начальствующих лиц или простых офицеров на фронте. Их не интересовало мнение России. Некоторые из них даже считали свою измену патриотическим актом – настолько великокняжеским и думским интриганам удалось подмять под себя и извратить мораль.
Духовным зрением Николай увидел, как сквозь туман верноподданнических слов о спасении династии проглядывает восемь револьверов цареубийц. Он не боялся за свою жизнь. Им двигал только ужас перед гражданской войной, которая взорвёт Россию.
Молчание длилось одну-две минуты. Затем Государь бесстрастно сказал:
– Я решился ещё вчера. Я отказываюсь от престола!..
Он перекрестился, перекрестились и генералы. Николай вышел в кабинет. Генералы остались ждать. Во время отсутствия Императора адъютант Рузского принёс телеграмму из Петрограда. Родзянко сообщал, что во Псков для переговоров с Государем выехали из Петрограда член Государственного совета Гучков и член Государственной думы Шульгин.
Почти сразу после этого в салон вошёл Николай и вынес собственноручно написанные им на телеграфных бланках депеши Родзянке в столицу и Алексееву в Могилёв. Первая из них гласила:
«Нет той жертвы, которую я не принёс бы во имя действительного блага и для спасения родной матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего великого князя Михаила Александровича».
Вторая была короче, но с подтекстом, из которого следовало, что Николай презирает изменников-генералов:
«Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына.
Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай».
Словами «служить верно и нелицемерно» Верховный Главнокомандующий дал пощёчину предателю Алексееву, ибо это были слова из военной присяги, которую давал каждый солдат.
…Поздно вечером во Псков прибыли посланцы Временного правительства Гучков и Шульгин. Они привезли проект Манифеста об отречении, который должен был подписать Император. Государь принял их сдержанно, его лицо оставалось бесстрастным, но почему-то его давний и злейший враг Гучков и называвший себя монархистом Шульгин не могли смотреть ему в глаза.
Николай забраковал их составленный совместно с Алексеевым проект документа об отречении. Выйдя в соседний салон, он быстро собственноручно – у царя никогда не было секретаря – написал свой Манифест, сердечно и ясно. Но в нём он изменил формулу отречения, высказанную им в три часа дня в телеграмме Родзянке. Тогда он отрекался в пользу сына при регентстве брата Михаила Александровича.
Теперь, после долгой дневной беседы с профессором Фёдоровым, который подтвердил ему, что болезнь Алексея неизлечима и что низложенных Государя с Императрицей безусловно оторвут от мальчика на долгие годы, Николай отрекался от трона в пользу брата.
…В час ночи со 2 на 3 марта синий Императорский поезд тихо отошёл от платформы Псковского вокзала. Верховный вождь армии ехал прощаться со своим штабом и войсками. В ту ночь Николай записал в своём дневнике:
«…Кругом измена, и трусость, и обман!»
88
…Во вторник, 28 февраля, по всей огромной столице Российской империи происходили жестокие стычки последних защитников монархии и многочисленных вооружённых толп солдат запаса и боевиков. Начинались расправы с офицерами, выстрелы им в спину. Кто стрелял – обозлённая солдатня, боевики революционных партий, вышедшие из подполья с карманами, полными оружия, купленного на немецкие деньги, и провокационно действовавшие как 1905 году, или германские агенты, – было совершенно неясно.