— Мессир, — она произнесла это, слегка улыбнувшись, — я полностью в вашем распоряжении.

Уже стемнело, но никто из братьев, казалось, этого не замечал. Внезапно долгий пронзительный скрип двери прервал Карибера прямо на середине его раздраженной тирады, и в зал вошла процессия слуг с факелами и сальными свечами, следом за которой шел Тибер, доместикус. Он быстрыми шагами приблизился к четырем принцам и приветствовал их коротким наклоном головы.

— Простите меня, мессиры, но стало уже совсем темно, и я подумал…

— Ты хорошо сделал, — подтвердил Карибер, с явным усилием сохраняя вежливый тон.

— Если хотите отужинать, я велю принести мяса и фруктов…

— Хорошо, хорошо…

— Ах да, сеньор Хильперик! Ваш сын прибыл, и все ваши люди. Я разместил их, и теперь они ожидают ваших приказов.

Хильперик непрестанно нервно теребил короткую бороду.

— Хорошо, — кивнул он. — Пусть его принесут ко мне попозже.

Он сидел за длинным столом на некотором отдалении от остальных трех братьев, словно бы умышленно старался заставить их забыть о себе, и, казалось, был даже недоволен, когда один из слуг поставил перед ним зажженную свечу. Чтобы немного взбодриться, он налил себе выпить, и то же самое сделали трое остальных. Никто из них не произнес ни слова до тех пор, пока Тильбер и его слуги не вышли из комнаты.

— Ладно, хватит недомолвок, — проворчал Карибер, как только доместикус вышел и закрыл за собой дверь. — Никто из нас никогда не испытывал к старику ничего, кроме отвращения…

— Или страха, — добавил Гонтран, не поворачивая головы.

— Да… Все его боялись. Но теперь уже нет. Все кончено. Королевство принадлежит нам. Что касается меня, я ждал этого сорок лет. Так чего ради тратить время на все эти ханжеские церемонии?

— Он попросил меня об этом, — напомнил Зигебер, к которому этот вопрос был обращен напрямую. — Можешь заняться чем угодно, но я похороню его в Круи, как и обещал ему, со всеми почестями.

— Это смешно! Проклятье, он никогда не верил в Бога!

— Мы должны уважать его волю.

— Довольно! — заревел Карибер, внезапно потеряв всякую сдержанность. — Знаю я, что у тебя на уме! Хочешь воспользоваться случаем и показать себя с лучшей стороны перед монахами!

Зигебер чуть прикрыл глаза и продолжал сидеть молча, ожидая, пока брат успокоится. Карибер был самым старшим и единственным из всех, кто обладал настоящим боевым опытом, а также самым богатым — с тех пор как его юная супруга Ингоберга принесла ему приданое и союз с могущественной римской аристократией юго-восточных земель. Он говорил по-латински и носил пурпурную одежду римского патриция. Причудливое сочетание длинной хламиды, штанов и отороченного мехом плаща придавало ему вид какого-то восточного владыки — это сходство еще усиливали драгоценные перстни, которые он носил на каждом пальце.

— Я не думал об этом, — заметил Зигебер. — Но, по сути, ты совершенно прав…

Хильперик и Гонтран, которые наблюдали за перепалкой с некоторого расстояния, не вмешиваясь в нее, обменялись недоуменным взглядом.

— Мне бы стоило раньше об этом подумать, — продолжал Зигебер. — Это же очевидно! Устраивая королю пышные похороны по христианскому обряду, мы стяжаем всю славу сами! Для самих себя, Карибер… Все мы… Похороним его в часовне как святого — и епископы будут есть у нас из рук!

— Он прав, — прошептал Гонтран.

— Согласен, — подал голос Хильперик. — Если мы похороним его как разбойника с большой дороги — нас самих будут считать сыновьями разбойника… Но если мы устроим ему пышные похороны — к нам самим будут относиться с почтением.

— А тебя-то кто спрашивает? — презрительно фыркнул Карибер. — Ступай лучше найди своего ублюдка, пока старик еще не утонул в собственном дерьме!

Гонтран разразился визгливым смехом, к которому присоединился и Карибер, довольный собственной шуткой, и даже Зигебер, хотя его смех звучал не так непринужденно. Когда Хильперик проходил мимо них, старший уже собирался отвесить ему пинка — он сумел этого избежать, лишь увернувшись.

— Поторопись! — насмешливо бросил Карибер. — Мне не терпится увидеть, как твоего мальчишку вывернет наизнанку — так же, как тебя!

Хильперик медленно направился к двери, стиснув кулаки, чтобы сдержать клокочущую внутри ярость, от которой кровь тяжело стучала в висках. Перед тем как открыть дверь, он заставил себя улыбнуться, чтобы придворные, собравшиеся в соседней комнате, не подумали, что его братья смеялись над ним.

Комната была полна народу. Здесь собралась большая часть местной знати — их выдворили из соседнего зала Гонтран и Карибер, и теперь они ждали вместе с остальными — стражниками и слугами. Все они встрепенулись, когда Хильперик появился на пороге. Разговоры смолкли, взгляды всех присутствующих устремились на него.

Но он видел только один взгляд.

Фредегонда держала на руках его младенца сына, запеленутого в покрывало из блестящего красного шелка, которое ярко выделялось на фоне ее светлого платья. Девушка сидела на табурете, выпрямив спину, с видом спокойного достоинства, и была такой красивой и изящной в своем простом наряде, что вокруг нее образовалось пустое пространство, как будто никто не осмеливался к ней приблизиться. Она была похожа на статую Святой Девы в церкви.

В тот самый момент, когда Хильперик распахнул дверь, ее зеленые глаза буквально впились в его собственные. Не ожидая его приказа или жеста, она поднялась и пошла ему навстречу с ребенком на руках. Казалось, само время в комнате остановилось, и все присутствующие наблюдали за этой сценой молча и неподвижно. Хильперик тоже молчал. Лицо Фредегонды показалось ему смутно знакомым, и он почти сразу узнал в ней одну из служанок Одоверы — хотя прежде он никогда не смотрел на нее так, как сейчас. Правда, его встречи с женой всегда были недолгими, а со временем становились и более редкими. Во всяком случае, во время этих визитов Хильперику было не до того, чтобы рассматривать служанок. И сейчас, глядя, как девушка грациозной походкой приближается к нему, он мог лишь проклинать себя за это.