— Я понимаю. Я была здесь, и ты был здесь. Так что кто бы это ни сделал, это не ты и не я. Я не говорю, что не стану тебе помогать, Эрик. Я говорю, что не могу. Я просмотрела тетради и ничего не поняла.

— Как ты можешь не знать? Родители должны были тебе что-нибудь рассказать.

— Они мне много чего говорили. Потом, когда мне было десять лет, взяли с собой в Орию и заблокировали мне память, чтобы я не могла выдать, что я… что я умею пользоваться вратами, потому что…

— Ну же!

Лорин чувствовала: вот сейчас, сейчас она вспомнит! Причина, по которой они заблокировали ей память, состояла в том, что ее жизни грозила опасность. Потому… Потому… Потому что она была Сплетающей Врата, по-современному — создательницей ворот. Но что в этом плохого? А то, что кто-то убивал создателей ворот, и этот кто-то был бы просто счастлив расправиться с маленькой девочкой, прежде чем она повзрослеет и превратится в настоящую проблему. Лорин взглянула на Эрика и сказала:

— У меня только что восстановился еще кусочек памяти. Когда мне было десять лет, посты сентинелов в Кэт-Крике и в других местах теряли создателей ворот одного за другим. Они умирали по разным причинам и в разных местах, но все понимали, что скорее всего их убивают. Моим родителям было уже известно, что я способна создавать ворота, но больше не знал никто. По правилам, мне не должны были ничего сообщать о сентинелах до подросткового возраста. Но я уже сама догадалась о воротах, так что родители научили меня правильно ими пользоваться, чтобы ни я, ни они и никто другой не пострадали. Когда начались эти убийства, они спрятали мои способности от всех, даже от меня самой.

— Ты — создательница ворот? — Эрик изумленно вскинул голову.

Лорин кивнула.

— Когда ты вспомнила?

Лорин описала свою первую встречу с родительским зеркалом, коротко рассказала о пробной вылазке в другой мир. Когда она закончила, Эрик помолчал, мотнул головой, словно что-то стряхивая, и спросил:

— И ты все еще не знаешь, над чем они работали?

— Нет пока. А в этих записях я вообще ничего не могу разобрать.

— Ну, я-то кое-что могу. Но я никак не прочувствую, в чем была их конечная цель. А цель должна быть значительной. Почти всю прошлую ночь я читал первую часть, делал выписки, пытался разобраться. Ты полагаешь, они сообщили тебе, в чем состоял этот их великий План?

— Уверена, что сообщили. Но вот только память пропала.

Эрик вздохнул.

— Может, с ней будет, как с другими воспоминаниями?

Нужен толчок, и она проснется.

Лорин кивнула, не особенно надеясь на такой исход.

— Может, и так. Хочется верить, что я получу назад все, что потеряла. Но честно сказать, я на это не рассчитываю.

— Я тоже, — согласился Эрик. — Мы разберемся. И будем защищать друг друга, ты и я. У меня скверное ощущение, что мы влипли в серьезные неприятности, и это может быть связано с тем, чем занимались твои родители. И они уж точно имеют отношение к сентинелам и тому, что началось в Рокингеме.

— А что там в Рокингеме? — заинтересовалась Лорин.

Он секунду поколебался, потом рассказал.

Лорин содрогнулась, представив, что мир должен погибнуть, что через несколько дней или недель и она и Джейк умрут от беды, которая обрушится на них подобно всадникам Апокалипсиса. Лучше бы она не спрашивала!

— Я прикрою тебя, шериф, если ты будешь прикрывать меня, — собравшись с духом, твердо сказала Лорин.

Эрик протянул ей руку, и Лорин осторожно, чтобы не разбудить, сдвинула Джейка и пожала руку шерифа. Пакт был заключен!

Молли прошествовала к обеду в середине колонны пышно разодетых солдат, которые все еще притворялись обыкновенными слугами. Она надела подаренное Ималлином ожерелье, которое обследовала самым детальным образом и не обнаружила никакого подвоха — изящная драгоценность и все. Однако на сердце у нее было по-прежнему неспокойно. Ожерелье было тяжелее, чем вес составлявшего его золота. Молли чудилось, что у него есть память, казалось, что в нем шелестят воспоминания, воспоминания других людей. И воспоминания горькие. Надев его, она словно стала улавливать краешком глаза какие-то тени, призраки, которые не оставляли ее, шли рядом с ней среди солдат. В голове рождались картины пожаров, сражений, несчастий, разрушения, смертей — нескончаемая цепочка горестных перемен. Конечно, ожерелье просто восхитительно, но Молли быстро поняла, что оно ей не по нраву. Однако, подумав, что надо бы его снять, она вдруг обнаружила в себе нежелание расставаться с ним. Его массивная тяжесть создавала необъяснимое ощущение защищенности. Как будто у нее теперь был щит.