Кроме того, его филантропия и реформаторское рвение имеют эгоцентричную основу. Он не только получает глубочайшее удовлетворение, руководя и помогая другим, но, делая это, он ещё помогает и самому себе. «Может быть, — думает он, — решая проблемы других людей, я научусь решать собственные или научусь хотя бы их забывать». В своём эмоциональном одиночестве, будь то по своей собственной воле или под давлением обстоятельств, таких как потеря или разлука с кем-то близким, он трансформирует свою печаль в благодеяния по отношению к окружающим. Пациенты этого типа не раз признавались, что могут преодолеть свои собственные беды, только если они их сделают безличностными и полностью займутся проблемами других: дополнительными занятиями со студентами, которых обучают, разговорами с клиентами, которым оказывают помощь советом, с друзьями, которых утешают, или с пациентами, которых лечат. Ни «копание» в своих проблемах, ни развлечения, ни увлечения, ни новые компании — ничто им не помогает. Следовательно, абстрактная любовь к человечеству у Natrum muriaticum часто является заменителем любви, которой ему не хватает в его личной жизни.

Эта картина ещё усугубляется тем обстоятельством, что Natrum muriaticum в этой «промежуточной стадии» стремится определить себя через помощь другим. Хотя этот метод и действеннее, но в определенный момент человек начинает терять своё лицо в чрезмерном участии в жизни других или разрешении их проблем и вновь оказывается отброшенным назад к своим собственным внутренним сомнениям, до сути которых он и пытается докопаться. И, наконец, врожденный стоицизм, который заставляет его стремиться не стать жертвой собственных разрушенных идеалов или обидного поведения других людей и даже не просить никого о помощи, толкает его на этот путь.

Давая другим советы и рекомендации, он ведет себя бодро, оптимистично, не подавляет эмоциями, никакая его личная меланхолия или грусть не проглядываются в его поведении. Как в анекдоте о неженатом советнике по делам супружества, Natrum muriaticum помогает другим добиться здоровья и счастья, которых, может быть, сам никогда не испытывал.

В своей подчеркнуто особой роли помощника человек этого типа бессознательно перекладывает на себя бремя другого и держит его на своих плечах. Он знает, что может это вынести, и предпочитает взвалить на себя дополнительную тяжесть, чтобы только не видеть, как кто-то мучается. Однако это не проходит бесследно для его здоровья. Natrum muriaticum в подобных случаях подтверждает ту печальную истину, что сочувствующий и отдающий себя другим человек должен страдать и, чем больше он отдаёт себя, тем больше страдает.

Natrum muriaticum демонстрирует большую способность страдать за других, что ещё больше усиливает его незащищенность. Когда у него нет личных или профессиональных причин страдать, тогда он отождествляет себя с попранной, угнетённой и непризнанной частью человечества или культивирует в себе одержимость (с бесконечными воспоминаниями) историческими страданиями своей нации или расы. И ни один пациент на приеме не говорил: «Не только я несчастен, что-то во мне решает быть несчастным. Если же в моей собственной жизни нет ничего, из-за чего стоит страдать, то я найду это в ком-нибудь другом».

Какую бы область деятельности не избрал бы Natrum muriaticum, он везде проявляет высокую общественную сознательность и человеколюбие. Среди писателей, например, общественный реформатор гораздо сильнее ощущается в Антоне Чехове и Диккенсе, которые в основном представляют собой тип Natrum muriaticum, чем в Остин, Флобере, Толстом, Виргинии Вульф, Стендале, Джонсоне, Достоевском или Генри Джеймсе, — это если только перечислять тех немногих, о которых упоминалось в этой книге.

Люди других типов тоже могут так же сознательно работать на благо человечества, как и Natrum muriaticum, но их побуждения другие. Мы уже говорили, что Arsenicum album испытывает удовольствие от тяжелого труда, так как он удовлетворяет его стремление к совершенству; Sulphur и Lachesis с их колоссальной энергией и творческим потенциалом едва ощущают, что они работают; Lycopodium, ещё один труженик, получает удовольствие от чувства постоянной собранности и готовности выполнять любую работу и удовлетворение от хорошо сделанной работы; великодушные Sepia, Pulsatilla и Calcarea carbonica просто радуются работе, носящей филантропический и альтруистский характер; Phosphorus получает заряд энергии из своей любви радовать других; Nux vomica, действуя из филантропических побуждений, также исходит из стремления утвердить себя как гармоничную личность. Natrum muriaticum отличается от всех них: он работает, чтобы придать возвышенный характер своему горю и преодолеть боль воспоминаний, но кроме того, в равной мере этому способствует его сильная этика пуританина или кальвиниста. Побуждаемый чувством долга и ощущением своей правоты, он получает от работы моральное удовлетворение.

И наконец, его способность правильно оценивать людей помогает ему в работе учителя или советника. Будучи критичным, он хорошо видит нравственные и интеллектуальные возможности и способности людей, легко обнаруживает притворство и замечает всё, невзирая на обман и лесть. В отличие от Sulphur и Lycopodium, которым трудно отличить блеск позолоты от сияния золота, Natrum muriaticum быстро чувствует фальшивые добродетели или спокойную силу тех, кто ими обладает; он также правильно оценивает свои собственные интеллектуальные и художественные способности (как и Sepia) и силу своего влияния на других.

Типичным примером в этом отношении является Авраам Линкольн, который демонстрировал прекрасное понимание людей, свойственное Natrum muriaticum, что видно по сформированному им кабинету и другим политическим решениям, включая сюда назначение Улисса С. Гранта на пост командующего Армией Союза. В Линкольне проявились и другие черты этого типа, описанные в этой главе. Он потерял мать в раннем возрасте и никогда не мог забыть эту утрату. Хотя его мачеха была ему очень хорошим другом, тем не менее он традиционно связывает свою печаль со смертью матери. Одиночество («Одинокий человек в Белом доме»), трагедии и горе — всё это сделало его личностью, способной вынести на своих плечах основную тяжесть Гражданской войны.

Неуклюжий в манерах и простоватый во внешности, Линкольн ещё был известен своей любовью к хорошей шутке и готовностью посмеяться. Он редко уступал своей хронической меланхолии, которая была значительной частью его натуры, находя вместо этого облегчение в юмористических рассказах, которые постоянно читал и цитировал. Сцена, когда Линкольн сидит в своём кабинете, читает и смеётся в самый напряженный момент Гражданской войны, хорошо всем известна. Когда его спросили, как он может смеяться, когда вокруг умирает так много людей, он ответил: «Если бы я не смеялся, я бы погиб». Сдержанный Линкольн не мог сказать такие слова с легкостью. По иронии судьбы автор «Второй инаугурационной речи» и «Геттисбургского обращения» после этого добавил, что он бы с радостью отдал всё, чего достиг, чтобы писать так, как (теперь давно забытый) незначительный юморист, которого Линкольн тогда читал. Кроме того, Линкольн прославился своей преданностью и любовью к ясене, несмотря на то, что с ней было трудно, а временами просто невозможно общаться. Она была тщеславна, истерична, постоянно хотела быть в центре внимания на публичных церемониях и в личной жизни, но чем хуже она себя вела, тем больше терпения и преданности он проявлял. Он был так неловок с женщинами и обращал так мало внимания на тех из них, кто присутствовал на публичных церемониях в Белом Доме, что друзья его спрашивали: «Почему ты их игнорируешь? Они тебе не кажутся привлекательными?» «Наоборот, — отвечал им Линкольн, — я нахожу их слишком привлекательными».