Сворден Ферц посмотрел на поляну, где Навах колдовал над инерциальным передатчиком, Планета лежал на земле, задрав ногу на ногу и покачивая тяжелым ботинком, а Кудесник чем-то подкармливал свою птаху. Не хватает только стяга с болтом — не дать, не взять — экспедиция Следопытов на привале.

Послышалось шуршание — Шакти перебралась поближе, почти коснувшись его локтем. Сворден Ферц подсмотрел — в отчете она продвинулась не дальше его.

— Не знаю, что писать, — призналась она. Постучала стилом по бумаге, пытаясь выправить его заусенцы. — Ужасное стило. Ужасная ситуация. У меня дар создавать ужасные ситуации. Если бы кто-то замыслил нечто ужасное, то без меня он не обошелся.

— Между вами… — начал было Сворден Ферц, но осекся, почувствовав как на него обрушился ледяной ветер. На какое-то неуловимое мгновение ему вдруг привиделась какая-то совсем уж невозможная картина — свинцовый расплав океана, пустынный берег с похожим на пожелтевший зуб айсбергом, который вломился туда тысячи лет назад и так и намерен простоять там еще тысячи лет, в унылой, жухлой дали возвышаются неприютные горы, над которыми торчат нечто совсем уж невероятное — узкие, длинные хлысты, похожие на тараканьи усы, если можно вообразить себе такого колоссального таракана.

— Спрашивай, — Шакти выводила по бумаге линии. — Если хочешь…

Только она этого не хотела — Сворден Ферц ясно слышал как где-то глубоко внутри себя она кричит: «Молчи! Прошу тебя — молчи!»

Навах оторвался от передатчика и посмотрел в их сторону. Сворден Ферц виновато опустил очи долу. Навах укоризненно покачал головой.

— Смешно, — сказала Шакти. — Смешно и мерзко. Во имя интересов человечества, прогресса науки и всеобщего счастья нужно рассказать — почему ты разделась догола на глазах у мужчины. Почему завлекла его в лес, почему обнималась с ним… Если бы только рассказать… Нужно описать малейшие оттенки собственных переживаний, разложить их по полочкам, классифицировать, налепить ярлыки. Как в музее. Холодным скальпелем разума препарировать душу. Еще раз обнажиться. Перед всеми, а не перед тем, кого ты хочешь…

Больше она не произнесла ни слова, начав писать, зло и яростно покрывая бумагу плотной вязью закорючек, отчеркивая наиболее важное и вымарывая второстепенное. Она словно вступила в сражение с гораздо более сильным противником, поставив свой шанс победы не на точный расчет, не на хитрость, а на отчаяние и безнадежность. Ее лоб и верхнюю губу покрыли крохотные капельки пота. Заправленная за ухо прядь волос выбилась и свисала по щеке. Серые, почти прозрачные глаза блестели, а в уголках собирались предательские слезы, которые приходилось вытирать дрожащими пальцами.

Белобрысый сероглазый мальчуган присел напротив него и взял исписанные листы бумаги. Нахмурился, зашевелил губами, читая про себя отчет.

— Плохо, очень плохо, — вынес вердикт, но затем, кажется, немного смягчился. — Вот это хорошо — озеро, ночь, романтика, зорька, а все остальное — плохо. Как-то вяло, без огонька.

Мальчуган встал, вздохнул, потянулся, как после не слишком трудной, но весьма надоедливой работы, хлопнул по башке стоящего рядом зверя — еще очень молодого, не заматеревшего.

— А тебя-то кто просил вмешиваться, дурашка? — ласково спросил мальчуган.

— Мне… Мне… — зверь замялся, и Свордену Ферцу показалось, что таким образом тот излагает свое, звериное мнение на зверином языке, но огромноголовое собакообразное вдруг совершенно ясно произнесло с извиняющимися нотками:

— Мне показалось, так будет лучше. Неизвестность сближает, маэстро.

Мальчуган передернул плечами и сунул зверю под нос пачку листов:

— Неизвестность сближает, неизвестность сближает, — передразнил он. — Найди хоть одно подтверждение столь спорному тезису!

Зверь прищурил глаз, а другим посмотрел вверх. Могучие складки собрались на огромном лбу. И внезапно до Свордена Ферца дошло, что зверь кривлялся. Даже умение говорить этой невероятной твари произвело не такое сильное впечатление, как умение действовать в том же эмоциональном поле, что и человек.

Ни одна из гуманоидных и уж тем более негуманоидных рас не обладала подобным умением: вот так, сразу устанавливать эмоциональное взаимопонимание — пожалуй, самое трудное, что только может быть в Контакте. Если теорема Пифагора являлась вселенским инвариантом — своего рода опорой для cogito-Контакта, то для seel-Контакта подобных инвариантов не существовало и существовать не могло. Но зверь легко преодолел пропасть.

— Маэстро, мы ведь только начали. Всегда есть возможность переиграть по новому.

Мальчуган взял зверя за нижнюю челюсть, пристально уставился в золотистые глаза. Задние лапы подвернулись, и зверь как-то неловко сел на траву.

— Уж не этого ли ты добиваешься, хитрюга?

Хитрюга потупился. Длинным языком облизал пересохший нос.

— Дай-ка подумать, — мальчуган перехватил зверя за маленькие уши, потряс из стороны в сторону. — Дай-ка подумать. Ага! Вот оно что! Собаки-то тебе чем не угодили? Миленькие одичавшие создания?