Нетерпеливо выругавшись, Имбоден спустился по ступеням и пересек обширный двор, демонстрируя странную журавлиную походку, смешившую Тауссига:

– Давай-давай, шевели копытами, старый похотливый козел! Я тут давно из-за тебя время теряю! – Обернувшись к Эйласу и Ейну, бригадир заметил: – Он ска-полукровка – ублюдок, прижитый с кельтской потаскухой. Для скалинга нет ничего хуже, вот он и вымещает обиду на всех, кто не может дать сдачи.

Имбоден остановился у ворот:

– Что тебе нужно?

– Не мне, а тебе – пара домашних мартышек, к твоим услугам. Этот – чистоплюй, слишком часто моется. А этот думает, что умнее всех, в частности умнее меня. Оба в отличном состоянии.

Разглядывая предложенных слуг, Имбоден ткнул большим пальцем в сторону Эйласа:

– Достаточно молод, но глаза чудные, диковатые. Он, случаем, не болен?

– Здоров как бык!

Имбоден изучил внешность Ейна:

– Какая-то у него разбойничья рожа. Надо полагать, я снова ошибаюсь и он просто ангел, самоотверженный праведник?

– Сметливый, проворный работник, умеет ходить тише призрака дохлого кота.

– Ладно, подойдут, – Имбоден едва заметно махнул пальцами правой руки.

Злорадствующий Тауссиг подтолкнул Эйласа и Ейна:

– Это значит «идите за мной»! А, вы еще научитесь понимать его ужимки! Разговаривать он не любит.

Имбоден смерил Тауссига уничтожающим взглядом, повернулся на каблуках и размашистыми шагами направился к крыльцу; Эйлас и Ейн последовали за ним. Поравнявшись со ступенями, Имбоден снова сделал едва заметный жест, чуть приподняв указательный палец. Тауссиг, еще торчавший у ворот, заорал:

– Он хочет, чтобы вы стояли и ждали! – Захлебываясь от смеха, хромой бригадир удалился.

Прошло несколько минут. Эйлас начинал ощущать беспокойство и нетерпение. Все его мысли были заняты необходимостью побега. Он обернулся к воротам и к обещающим свободу просторам за воротами.

– Может быть, сейчас? – тихо спросил он, повернувшись к Ейну. – Другая возможность может не представиться!

– Никакой возможности нет, – возразил Ейн. – Тауссиг только этого и ждет. Теперь его не высекут, если мы сбежим, а он выслужится, если сразу позовет стражу.

– Ворота открыты, почти сразу за ними начинаются луга – трудно удержаться!

– Как только обнаружат, что мы пропали, спустят собак.

На крыльце появился щуплый человечек со скорбной физиономией, в двухцветной ливрее – сером жилете поверх желтой рубашки и желтых бриджах, стянутых застежками под коленями; нижнюю часть его ног обтягивали черные чулки. Коротко подстриженные волосы скрывала черная шапочка, напоминавшая формой глубокую миску.

– Меня зовут Киприан, – сказал человечек. – Должности у меня никакой нет; считайте меня кем угодно: погонщиком рабов, бригадиром-надсмотрщиком, заступником или главным скалингом. Распоряжаться вами буду я, но только потому, что я единственный скалинг, которому разрешено говорить с Имбоденом. Имбодену дозволяется говорить с сенешалем. Сенешаль – ска, его зовут сэр Кель. Он получает указания непосредственно от герцога Лухалькса – те самые указания, которые в конечном счете даю я и выполняете вы. В том случае, если вы пожелаете что-нибудь сообщить герцогу, вам придется обращаться ко мне, а я уже передам ваше сообщение, если оно того заслуживает, кому следует. Как вас зовут?

– Ейн.

– Ульфского происхождения, значит. А тебя?

– Эйлас.

– Эйлас? Ты откуда-то с юга. Лионесс?

– Тройсинет.

– Что ж, в любом случае это не имеет значения. В Санке происхождением интересуются не больше, чем сортом мяса, из которого делают колбасу. Следуйте за мной – подберу вам форму и разъясню, как следует себя вести. Будучи разумными людьми, вы, конечно же, уже знаете правила. В сущности, они очень просты. – Киприан поднял четыре пальца: – Во-первых, в точности выполняйте приказы. Во-вторых, содержите себя в чистоте. В-третьих, будьте невидимы, как воздух. Никогда не привлекайте внимания ска. Насколько я знаю, ска не только не замечают, но и неспособны заметить скалинга, если тот не делает что-нибудь из ряда вон выходящее или не производит невероятный шум. В-четвертых, что само собой разумеется, не пытайтесь бежать. Такие попытки огорчают всех, кроме псов-ищеек, обожающих рвать беглецов на куски. Они чуют след, оставленный месяц тому назад, и вас скоро найдут.

– И что тогда? – спросил Эйлас.

Киприан рассмеялся тихим печальным смехом:

– Допустим, тебе принадлежит лошадь и эта лошадь то и дело норовит сбежать. Что бы ты с ней сделал?

– Это во многом зависело бы от достоинств лошади.

– Совершенно верно. Если это старая, хромая и норовистая лошадь, ты ее прикончишь. Если лошадь молодая и сильная, ты не станешь ее убивать или калечить, но отправишь к специалисту, умеющему приучать лошадей к послушанию. Если беглая лошадь годится только для того, чтобы крутить мельницу, ее можно и ослепить.

– Я не стал бы делать ничего такого со своей лошадью.

– Так или иначе, в этом заключается принцип. Опытному писарю могут отрубить ногу. В пользу ска можно сказать только то, что они редко, почти никогда не прибегают к пыткам. Чем полезнее ты для ска, тем легче будет твоя судьба после того, как тебя выследят собаки. А теперь пойдем в общежитие. Цирюльник вас обстрижет.

Следуя за Киприаном, Эйлас и Ейн прошли по прохладному коридору пристройки в общежитие скалингов. Прикладывая к их головам горшок, цирюльник обстриг им волосы на уровне середины лба. В бане они помылись мягким мылом, смешанным с мелким песком, стоя под непрерывным потоком воды, после чего побрились.