Шимрод слегка ухмыльнулся, глядя на костер:

– Неужели меня так легко вывести на чистую воду?

– Не слишком легко, – скромно ответила Глинет. – По правде говоря, я думаю, что у вас много тайн.

Шимрод громко рассмеялся:

– А это еще почему?

– Ну, например, как вы научились готовить столько целебных мазей и настоек?

– Здесь нет никакой тайны. Я продаю несколько общеизвестных средств, облегчающих недуги. Все остальное – толченая кость, смешанная с топленым салом или копытным жиром, а также с различными ароматическими добавками. Это безвредные снадобья, и в некоторых случаях люди действительно выздоравливают, если верят, что снадобья им помогут. Но я продаю целебные препараты только для того, чтобы найти человека с больными коленями – его я сразу узнaю. Так же как Родион, он часто посещает ярмарки – рано или поздно я его найду.

– И что будет после этого? – спросил Друн.

– Он скажет, где найти еще одного человека.

С юга на север, по всей стране катился фургон доктора Фиделиуса и его двух юных помощников, задерживаясь на ярмарках и празднествах от Дафнеса на Сонной реке до Дудльбаца на краю каменистых просторов Годелии. Тянулись долгие дни странствий по тенистым сельским дорогам – фургон поднимался на холмы и спускался в долины, заезжал в темный лес и выезжал к древним селениям. Вечерами путники сидели у костра, а у них над головой в облаках плыла луна или сияли бесчисленные звезды. Однажды после полудня, когда они пересекали безлюдную вересковую пустошь, Глинет услышала жалобный писк, доносившийся из придорожной канавы. Спрыгнув с фургона и заглянув в заросли чертополоха, она заметила котят – кто-то их выбросил и оставил здесь умирать. Она взяла котят в фургон, заливаясь слезами от жалости. Когда Шимрод разрешил ей оставить их у себя, Глинет обняла его и поцеловала – и Шимрод понял, что навсегда стал ее рабом, даже если это еще не случилось раньше.

Глинет нарекла котят Пачкулей и Почихунчиком и тут же принялась учить их всяким трюкам.

От северной границы они направились на запад по долине Аммарсдейл к плоской Шрамовой горе, а оттуда – к оловянным рудникам на болотистых горных лугах Ульфляндии, уже в тридцати милях от грозной крепости ска в Поэлитетце. Они были рады возможности покинуть эти унылые места и снова повернуть на восток вдоль реки Мурмейль.

Лето еще не кончалось, и каждому из трех спутников хотелось продолжать их горьковато-сладостное существование. Друна постоянно преследовали мелкие неприятности: то он ошпарил руку кипятком, то его постель промокла от дождя, а отправившись по малой нужде за живую изгородь, он споткнулся и упал в крапиву. Друн никогда не жаловался, однако, чем заслужил уважение Шимрода, поначалу сомневавшегося в существовании порчи, но постепенно убедившегося в ее практической реальности. Однажды Друн наступил на колючку, глубоко вонзившуюся ему в пятку. Пока Шимрод удалял занозу, Друн сидел молча, закусив губу; в порыве сочувствия Шимрод обнял его и погладил по голове:

– Ты храбрый парень. Так или иначе мы положим конец этому заклятию. В худшем случае оно не может продолжаться больше семи лет.

Как обычно, Друн задумался, прежде чем ответил:

– Шип в пятке – ерунда. Я боюсь гораздо большей неудачи. Я боюсь, что мы вам наскучим и вы нас выгоните из фургона.

Шимрод рассмеялся, но почувствовал, что глаза его увлажнились. Он снова обнял Друна и сказал:

– Обещаю, что не выгоню – у меня этого и в мыслях не было. Кроме того, без вас мне гораздо труднее промышлять шарлатанством.

– Но неудача продолжает меня преследовать.

– Верно. Никто не знает, что случится завтра.

Как только Шимрод произнес эти слова, искра вылетела из костра и опустилась Друну на щиколотку.

– Ай! – вскричал Друн. – Опять повезло!

Каждый день они видели что-нибудь новое. На ярмарке в Плэймонте герцог Джослин из замка Фойр объявил великолепный турнир: рыцари в латах устраивали потешные бои и соревновались в модных поединках один на один. Пришпоривая сильных коней и прикрываясь геральдическими щитами, они мчались друг другу навстречу с пиками наперевес, пытаясь выбить противника из седла кожаной подушкой, закрепленной на конце пики.

Из Плэймонта Шимрод и его подопечные направились в Ставные Сети, городок неподалеку от Тантревальского леса; они приехали в полдень, когда ярмарка была уже в разгаре. Шимрод отвязал от дышла знаменитых двуглавых лошадей, задал им овса, опустил боковую панель фургона, одновременно служившую чем-то вроде небольшой сцены, и высоко поднял плакат:

После этого он вернулся в фургон, чтобы надеть черную мантию и коническую шапку некроманта.

С обеих сторон площадки Друн и Глинет били в барабаны. Оба были одеты как мальчики-пажи: в белые полусапожки, обтягивающие синие трико и панталоны, камзолы в вертикальную синюю и черную полоску, с белыми сердцевидными нашивками на черных полосах и круглые шапочки из черного бархата.

Доктор Фиделиус вышел на сцену и воззвал к зевакам, театрально указывая на свой плакат:

– Дамы и господа! Как вы можете видеть, я называю себя шарлатаном – по очень простой причине. Кто упрекнет кузнечика в том, что тот не знает, куда скачет? Кто может оскорбить корову, обозвав ее скотиной? Кто станет обвинять в мошенничестве человека, который сам признается в том, что он шарлатан? А теперь посмотрим, действительно ли я обманщик, шарлатан и мошенник!

Глинет вскочила на сцену и встала рядом с доктором. Тот продолжал выступление:

– Судите сами. Глинет, открой рот пошире. Дамы и господа, обратите внимание на это отверстие! Вот зубы, вот язык, над ним нёбо, за ним горло – все вполне естественных форм и пропорций. А теперь смотрите! Я кладу в этот рот апельсин – не слишком большой, не слишком маленький – как раз подходящего размера. Глинет, будь добра, закрой рот, если тебе не трудно… Превосходно! Теперь перед вами, дамы и господа, девушка с надутыми щеками. Я похлопаю ее по правой щеке, потом по левой – и, кто бы мог подумать? Апельсина во рту больше нет. Как это может быть? Глинет, куда ты девала апельсин? Открой рот, мы ничего не понимаем!