Этого не ожидал никто. Экипаж затих, капитан Фокс, не поворачиваясь, раздраженно бросил:

– Что он там бродит вокруг куста? Пусть выпустит третий снаряд, и я признаю поражение.

– Мне кажется, вам не придется этого делать, сэр, – сказал боцман, опустив бинокль. – Второй снаряд поразил цель.

В этот момент до экипажа «Дриады» дошло, что только что произошло на их глазах, и на палубе грохнуло многоголосое «Ура!».

Капитану Фоксу очень хотелось вскочить, вырвать бинокль из рук боцмана, крикнуть что-нибудь восторженное. Он отставил чашку и сказал:

– Неплохо для помощника канонира. Напомните, как зовут этого матроса?

– Билл Этвуд, сэр, – ответил боцман.

Капитан встал и украдкой бросил взгляд на пустой участок моря, где недавно дрейфовала мишень. Он вышел и вскоре вернулся на мостик с бутылкой в руке.

– Передайте это матросу Этвуду. Так держать!

«Это» было бутылкой восемнадцатилетнего односолодового «Гленморанджи». Напиток, купить который у матроса вряд ли поднимется рука. Билл был расстроен, что подарок вручил ему боцман, а не капитан лично, но вида не подал. Он с достоинством принял приз и дал себе слово откупорить его в день, когда успешно сдаст офицерский экзамен.

Билл верил в свою счастливую звезду, карабкался вверх, лестницы вниз не для него. Звезда не подвела. Капитан не забыл про него, хоть так ни разу и не сказал ни слова лично. Когда с палубы канонерки капитан Фокс шагнул сразу на мостик линкора, он забрал с собой часть команды. В список на перевод попал и матрос Уильям Этвуд: меткий Билл, как он мысленно себя называл, с намеком на легендарного стрелка Билла Хикока, героя однопенсовых книжек в мягких обложках.

Линейный корабль адмиральского класса уже Его Величества, упокой, Господи, мятежную душу великой королевы, был так красив и величественен, что бывший помощник артиллериста жалкой канонерки влюбился в него сразу и бесповоротно. Страсть Билла не омрачил даже тот факт, что перешел он туда все тем же помощником, хотя в мечтах был уже канониром. Всему свое время: Биллу девятнадцать, у него вся жизнь впереди, и душу свою он готов поставить против вашего шиллинга [13] , что носить ему адмиральские эполеты.

Служба на «Энсоне» разнообразием не отличалась. Воинственная Британия вела пару-тройку ленивых войн с какими-то африканскими и азиатскими дикарями. Значительного присутствия флота там не требовалось, и линкор бродил между северо-западным берегом Шотландии и Внешними Гебридами, вяло постреливая из пушек по мишеням.

Чтобы матросы не скучали, боцман, мистер Питт, устраивал дальние заплывы на яликах с пробежками до ближайшего населенного пункта. Особой цели у этих походов не было. Пробежав несколько миль до какой-нибудь мелкой деревушки, моряки Его Величества благодарно принимали из рук местных девушек кружки с козьим молоком. Девушки улыбались, моряки думали, настолько ли они соскучились по ласке, чтобы улыбнуться в ответ. Вернув кружки и вытерев белые следы с редких юношеских усиков, скомкано прощались и трусили к берегу. В суровых условиях не расцветают нежные фиалки, таков закон природы.

В ту вылазку к Бенбекьюле им надо было встретить двуколку и доставить пассажиров на борт. Жена первого лейтенанта соскучилась по мужу и приехала к нему в гости со своей восьмилетней дочерью. Они встретили, заодно прикупили козьего молока и сыров для камбуза у местного фермера.

На обратном пути Билл весело подмигнул сидящей напротив девочке. Она улыбнулась в ответ и глянула украдкой на маму. Маме было не до нее: ялик еще не вышел из бухты, а миловидное личико жены старпома посерело, рука в кожаной перчатке прижимала надушенный платок к носу. Девочка вздохнула, и лицо ее стало высокомерно-скучающим, как и полагается юной леди.

Матросы гребли, ялик резал волны, «Энсон» сиял огнями и никак не хотел приближаться. Потом что-то взорвалось у них под ногами, в самом центре лодки. Билл увидел, как в борт рядом с ним вцепилась бледная мужская рука, покрытая черными волосками. Закричала женщина, крик захлебнулся в рвоте. Девочка вжалась в безнадежно испорченный дорожный костюм матери. Последним, что запомнил Билл, было выражение лица жены первого лейтенанта: такой смеси испуга, стыда и отвращения он еще не видел. Лодка опрокинулась, и холодная вода выбила из Билла дух.

Когда он очнулся, вокруг него в воде сновали тени: темные – матросов, светлые – странных существ, до ужаса похожих на людей. Один из них, разинув пасть, густо утыканную острыми зубами, потянулся к нему. Под поверхностью воды загорелись быстро угасающие на глубине световые столбы: на «Энсоне» включили сигнальные прожектора и направили на место крушения. Стало светлее. Лицо чудовища оказалось совсем рядом. Билл смотрел в человеческие глаза.

Если прикрыть шарфом широкую пасть с клыками, перед ним висел обычный мужчина лет сорока с вытянутым лицом и резко очерченными скулами. Темные глаза, нос с небольшой горбинкой. Мужчина протянул к нему руки, тоже совершенно обычные, жилистые руки, только между пальцев – белесые перепонки.

Паника вымела из головы остатки здравого смысла. Билл заорал, но его крик остался где-то в толще воды. Вереница пузырей устремилась к поверхности, унося остатки кислорода. Биллу снова повезло. Кто-то из его товарищей оказался ниже и рванул к поверхности, не обращая внимания ни на что вокруг, и влетел прямо в лапы чудовища.

Бледный мужчина обхватил матроса поперек груди, одной рукой наклонил голову к плечу. Они оба смотрели Биллу в глаза: охотник и жертва. Один – с ужасом и надеждой, второй – ни с чем, в его глазах не было никаких чувств. Они могли принадлежать мертвецу, равнодушно рассматривающему аверсы мелких монет. Охотник вонзил клыки в шею матроса, не сводя безжизненного взгляда с Билла. Глаза его жертвы погасли, надежда покинула их, страх тоже, и это было страшнее всего, страшнее даже клыков, проткнувших кожу.