А Немайн вновь склонилась над рукописью. Вот — другой почерк, грубая саксонская речь: «Это место нахожу поучительным», «Смешно: Юлиан Отступник послужит Церкви», «Использовать его пример — наружно христианин может таковым и не являться! Потому союзники язычников да будут истреблены…»

Немайн скрипнула зубами. А сам комментатор — кто? Впрочем, его интересует не правда, а оправдание… И снова — запись на полях, снова чернеет лицо. И только тихая приговорка Нион:

— «Y» — сто тридцать два, «S» — пятьдесят четыре, снова «Y» — сто двадцать восемь. Майни, а почему «Y» так много?

— Узнаешь скоро. При тебе расшифровавыть буду. Анна, ты что выписываешь из латинской Библии?

— Считаю буквы. Тебе ведь подойдёт любая латынь, не обязательно книга советника?

— Подойдёт-подойдёт…

Когда епископ Дионисий явился нести утешение, процесс расшифровки был в разгаре. Преосвященный от увиденной картины вспомнил последние письма друга. Увы, Адриан за своими духовными дочерьми теперь разве с небес присмотрит. И не защитит от трёх фурий. Разгневанных, по счастью, не на него… Хотя — лучше б растерзали, чем читать перевод тайнописной галиматьи, написанной знакомой рукой. Рукой, которую он до недавнего времени полагал пусть не дружеской, но дружественной.

Гибель друга — страшна, гибель веры — невыносима. Не в Господа. Но в надёжность этого мира.

— Неужели эти бумаги нельзя прочесть по-иному?

— Попробуйте, — Немайн пожимает плечами, — вот только вряд ли что получится. Шифр примитивен — действительно сложный я бы не вскрыла на коленке. И то — переутрудилась, дело оказалось проще, чем я думала. Здесь всё просто. Алфавит сдвинут на некоторое количество букв. Прочесть можно, не перебрав и тридцати вариантов. А мы-то частотный анализ делали… Преосвященный, я оскорблена! Кто-то счёл камбрийцев варварами. Такими же, как саксы. И я зря осторожничаю, говоря «кто-то». Под инструкциями нет подписи, но имя даже я назову без труда.

— Я его назвал бы и без расшифровки. Я хорошо знаю руку, писавшую эти буквы. Только складывались они обычно в иные слова. Тебе следовало сразу послать за мной.

— Мне всё равно захотелось бы прочесть скрытое. Значит, архиепископа Кентерберийского ты полагал единомышленником?

Час назад — да. Ровно до той поры, пока не ознакомился с деловитыми, рублеными фразами — сакс стал христианином, священником, иерархом — но в душе так и остался варваром. «Запомни — на весах крещение целого народа. Хвикке обещал креститься, и сделает это. Если победит». «Всякую женщину — убить. Всякого человека в сутане — убить. Проследи лично. Дионисий трусоват, ушастая демоница богата. Могут сулить выкуп. Не забудь назначить за головы хорошую награду. Лишний святой Церкви не повредит. Особенно — считающийся нашим сторонником. Папа должен узнать о событиях предстоящей зимы от нас». Воистину апостол Хвикке!

А Немайн ждёт слов. И сестра её ждёт. От человека — не меньше, чем от церкви Рима, которая, здесь и сейчас — он.

— До весны многое может случиться, — сказал Дионисий, — но письма святейшему престолу я напишу уже теперь. Помимо армии варваров, есть и другие способы… Что я ещё могу?

— Свидетельствовать о произошедшем перед королями, армией и народом. Остальным могу заняться и я…

Для начала — письмо Пенде Мерсийскому. Много величальных оборотов — суть короткая. Говорим Кентербери, подразумеваем — Кент. Ещё одна армия! Потом — военный совет. Немного пополнившийся — легатом над тремя сотнями рыцарей из Кередигиона. Эти пришли позже всех, сидят тихо, но непременно поддерживают Кейндрих. Зачем им сильный Дивед? Разговоры… А там, на востоке, собирается новое ополчение Хвикке. Из медвежьих углов, с союзных границ. Встают, стягиваются. Кто постарше — отстаивать давнюю добычу, кто помоложе — защищать землю, на которой родился.

Результат — ничего! Пока — решили ждать гонца из Кер-Мирддина. Который мало что переменит. Да и будет ли? Сенат из таких же людей состоит.

Вечером навестили Эйлет. Героине достался дом с деревянным полом, не хуже королевского погоста. Уже ходит, но у руки на перевязи шансов нет. Даже мэтр Амвросий припечатал: высохнет. Так, что пальцами не пошевелить. Про отца — уже рассказали. Тогда — приняла, как кремень, между своими — выплакалась. Разумеется, в Майни. Тут ещё Эйра влезла.

— Я тот мех прихватила… Помните?

Полмеха на троих — многовато. Но — первая чаша пошла по короткому кругу, и её пополняли слёзы. Женщин, но воинов. Второй не было. Эйлет остановила руку, готовую наполнить чашу заново.

— Остальное — когда отомстим. Даже если оно превратится от старости в уксус — не будет мне слаще вина!

— И мне, — согласилась Эйра.

Посмотрели на Майни. Та спала. Эйра возмутилась, мы плачем, а она спит! Эйлет выудила здоровой рукой придавленную носиком Майни записку:

Кер- Нид, Глиусинг, Гвент, Хвикке

Год 1400 ab Urbe condita, конец декабря — январь

— Стража минула. Просыпайся!

Кто орёт в ушко по утрам или трясёт за плечо? Нион Вахан, легат-будильник. Сида потянулась. Первая мысль — сына покормить. Вторая — желание придушить себя за то, что не рядом с сыном. Третья… Удивление, что спать не хочется. Что жизнь не окончена — ясно. Она никогда не окончится, пока на смену родителям приходят дети.