Я выбралась на улицу -

Пуста. На небо глянула -

Ни месяца, ни звезд.

Сплошная туча черная

Висела над деревнею,

Темны дома крестьянские,

Одна пристройка дедова

Сияла, как чертог.

Вошла – и всё я вспомнила:

Свечами воску ярого

Обставлен, среди горенки

Дубовый стол стоял,

На нем гробочек крохотный

Прикрыт камчатной скатертью,

Икона в головах…

"Ой, плотнички-работнички!

Какой вы дом построили

Сыночку моему?

Окошки не прорублены,

Стеколышки не вставлены,

Ни печи, ни скамьи!

Пуховой нет перинушки…

Ой, жестко будет Демушке,

Ой, страшно будет спать!.."

"Уйди!..- вдруг закричала я,

Увидела я дедушку:

В очках, с раскрытой книгою

Стоял он перед гробиком,

Над Демою читал.

Я старика столетнего

Звала клейменым, каторжным.

Гневна, грозна, кричала я:

"Уйди! убил ты Демушку!

Будь проклят ты… уйди!.."

Старик ни с места. Крестится,

Читает… Уходилась я,

Тут дедко подошел:

"Зимой тебе, Матренушка,

Я жизнь свою рассказывал,

Да рассказал не всё:

Леса у нас угрюмые,

Озера нелюдимые,

Народ у нас дикарь.

Суровы наши промыслы:

Дави тетерю петлею,

Медведя режь рогатиной,

Сплошаешь – сам пропал!

А господин Шалашников

С своей воинской силою?

А немец-душегуб?

Потом острог да каторга…

Окаменел я, внученька,

Лютее зверя был.

Сто лет зима бессменная

Стояла. Растопил ее

Твой Дема-богатырь!

Однажды я качал его,

Вдруг улыбнулся Демушка…

И я ему в ответ!

Со мною чудо сталося:

Третьеводни прицелился

Я в белку: на суку

Качалась белка… лапочкой,

Как кошка, умывалася…

Не выпалил: живи!

Брожу по рощам, по лугу,

Любуюсь каждым цветиком.

Иду домой, опять

Смеюсь, играю с Демушкой…

Бог видит, как я милого

Младенца полюбил!

И я же, по грехам моим,

Сгубил дитя невинное…

Кори, казни меня!

А с богом спорить нечего.

Стань, помолись за Демушку!

Бог знает, что творит:

Сладка ли жизнь крестьянина?"

И долго, долго дедушка

О горькой доле пахаря

С тоскою говорил..

Случись купцы московские,

Вельможи государевы,

Сам царь случись: не надо бы

Ладнее говорить!

"Теперь в раю твой Демушка,

Легко, светло ему…"

Заплакал старый дед.

"Я не ропщу, – сказала я,-

Что бог прибрал младенчика,

А больно то, зачем они

Ругалися над ним?

Зачем, как черны вороны,

На части тело белое

Терзали?… Неужли

Ни бог, ни царь не вступится?.."

"Высоко бог, далеко царь…"

"Нужды нет: я дойду!"

Ах! что ты? что ты, внученька?..

Терпи, многокручинная!

Терпи, многострадальная!

Нам правду не найти".

"Да почему же, дедушка?"

"Ты – крепостная женщина!"-

Савельюшка сказал.

Я долго, горько думала…

Гром грянул, окна дрогнули,

И я вздрогнула… К гробику

Подвел меня старик:

"Молись, чтоб к лику ангелов

Господь причислил Демушку!"

И дал мне в руки дедушка

Горящую свечу.

Всю ночь до свету белого

Молилась я, а дедушка

Протяжным, ровным голосом

Над Демою читал…

Уж двадцать лет, как Демушка

Дерновым одеялечком

Прикрыт,- всё жаль сердечного!

Молюсь о нем, в рот яблока

До Спаса не беру.

Не скоро я оправилась.

Ни с кем не говорила я,

А старика Савелия

Я видеть не могла.

Работать не работала.

Надумал свекор-батюшка

Вожжами проучить,

Так я ему ответила:

"Убей!" я в ноги кланялась: