Даже температура, градусов на пять выше, чем положено, все было родное.

Оказывается, за время службы советником он успел привыкнуть ко всему этому.

На Антона никто не смотрел, и если бы не необходимость пройти мимо стойки, его никто бы и не заметил. За стойкой, развалившись на стуле и обняв галакс так, что для привода оружия в боевое положение и производства выстрела понадобилось бы не менее нескольких минут, сидел солдат. Солдат был молодой и наглый, как и все южане.

Он с подчеркнутым угрюмым видом уставился на спецназовца, который подошел к стойке и выложил несколько заполненных бланков, изготовленных Иваном.

— Чего это ты мне тычешь? Карантин! — невнятно сказал он, не переставая жевать жвачку, изо рта его невыносимо шибануло дыней.

Еще в бытность Антона на службе Амира, им завезли просроченную жвачку. С тех пор мало что изменилось, запах был кислый, как будто дыня протухла. Солдату было лет 19. Он был полон собственной значимости и чувства превосходства.

Станция была второстепенная, народу через нее ездило мало, Иван специально выбирал такую, и солдат решил оторваться за все время безделья и заодно развеять скуку. У солдата были черные, плохо прорастающие усики, и Антону пришлось сделать усилие, чтобы не улыбнуться и выразить наибольшее почтение.

— Здесь документы Археологического общества, у нас раскопки не могут прерываться.

Мы должны успеть ко дню тезоименитства Амира, — сказал он.

Солдат темный, из аула, но слово Амир уловил сразу. Глаза растеряно заметались, он не знал, что делать с проездными документами, чуть не уронил. Потом попросил приложить палец к идентификатору. Антон вздохнул с облегчением, все шло по плану, и даже лучше, и вжал палец в мягкую податливую поверхность, вернее не сам палец, а тонкую прослойку с чужими капиллярами, изготовленную одним умелым искиным.

— Фалкон? Это имя или фамилия? — не понял парнишка, и Антону даже стало его жалко, такой идиот, думать, наверное, нечем, а приходится.

И именно в этот момент, ни секундой раньше или позже, спецназовец почувствовал беспокойство. Что-то напрягало его.

Он незаметно оглядел зал прибытия, но все оставалось таким же патриархальным и умильным, как и при его прибытии. Ничего не изменилось. Не было ничего, что могло его по-настоящему насторожить.

Вот, сказал он себе. В этом все и дело. Слишком все гладко и нарочито знакомо.

Словно умело срежиссировано.

И слишком долго он торчит у стойки.

По идее солдат бы задал пару тройку дежурных вопросов, да и шлепнул печать на проездные документы. А этот волынит, вроде и сказать больше нечего, а он все тянет время.

Тянет время! А зачем?

Антон скащивает глаза чуть кверху и видит глазок камеры. Он дал его кому-то рассмотреть!

Прекратить паранойю, приказал себе Антон.

И когда заблеял зуммер, вздрогнул солдат, а не спецназовец.

Солдат схватил трубку с повышенной радостью, все-таки, скорее всего это был самый обычный солдат и его, даже если и успели проинструктировать, но не успели, как следует подготовить.

— Да, господин сотник! Слушаюсь! — выпалил солдат в трубку, положил ее, и опять слегка ошибся, как действовал бы солдат после разговора со своим начальником, не шибко большим, но треснул бы об аппарат, ну выругался, а это осторожничает, чтобы не дай Маза, его услышат. А почему?

Имеют право на существование два варианта. Либо начальник занимает выше чин, чем он его назвал, либо начальник чужой, например из контрразведки. Таких Антон сам боялся, не только солдат-первогодок из южных районов.

— Сейчас сотник придет, разберется, — пообещал солдат с невыразимым облегчением.

Полегче, воин, а то накажут за срыв всей рекогносцировки.

Назад нельзя, сожгут из галаксов, предупредил Иван.

Антонии не собирался назад.

Стойка стояла у самой стены, в стене была кособокая дверь с разбитой табличкой.

Но теперь ее кособокость не вызывала чувств умиления, да и табличка разбита не просто так, не успели фамилию сменить, действовали по обстановке.

Открылась дверь, не спеша, будто сама по себе, как сквозняком надуло, и показался офицер в мятой форме с майорскими погонами, пузатый и безобидный на вид. Как наглядный пример продолжавшегося раздолбайства, только взгляд его не вязался с добродушным видом затрапезного вояки — цепкий и подозрительный.

— Что у вас? — рявкнул офицер нарочито небрежно, а сам не спускал глаз с Антона.

Солдат с облегчением передал ему документы. Тот на них даже не взглянул.

— Оружие есть? Вы знаете, что ношение его на Шарагде запрещено? Что у вас в чемодане? Откройте! — продолжал драть горло сотник, изображая недалекого вояку.

— Нет у меня никакого оружия, — сказал Антон, выкладывая на стойку чемодан с Иваном. — Это ноутбук для работы. Тут данные нашей археологической экспедиции.

— Конфисковано! — офицер наложил на чемодан пухлую лапу.