Вот, пожалуй, самая обычная в наших садах и лесах паутина: висит вертикально, центр у нее и не „открытый“ и не „закрытый“, а крест-накрест в беспорядке перетянут нитями сходящихся радиусов, как это само собой получилось, когда паук работал над ней. Стабилиментов на паутине нет, но все прочие элементы конструкции отчетливо различимы: центр, крепежные спирали, свободная зона и ловчие спирали. У крепежных спиралей шесть или семь оборотов, у ловчих — обычно 20–30 над центром и 25–40 под ним. Паук некоторые нижние спирали не обводил вокруг центра, а, повернув где-то на его уровне, протягивал их в обратную сторону снова под центром — поэтому больше их в нижней части паутины, чем в верхней.

Теперь считайте радиусы! Если их приблизительно 25–35 — наверняка перед нами ловчая сеть крестовика!

Если заметите и его самого, как он сидит в центре паутины головой вниз со светлым крестом на брюшке, за который его очень почитали в средние века, — сомнений не будет никаких.

Иногда, правда, крестовика нет на паутине. Протянув за собой от ее центра сигнальную нитку, он прячется где-нибудь поблизости в укромном уголке среди листьев, которые стянул несколькими крепкими паутинками. Когда нить дрогнет, паук быстро взбирается по ней, как по канату, хватает жертву, вертит ее третьей парой ног и всю заплетает паутиной. Затем тащит мешок с добычей в центр паутины либо по сигнальной ниточке в свое убежище в листве.

Редко, но бывает: атака крестовика отбита беспомощно барахтающимся в силках насекомым. Лучше всех это удается пчеле галикту и клопу хищнецу. У галикта брюшко очень гибкое, и он почти всегда, даже запутавшись в сети, умудряется ужалить нападающего паука. Паук на время будто пьянеет, пчела успевает выпутаться из паутины и улететь.

Клоп хищнец так больно колет своим хоботком, что даже иной человек не выдержит и вскрикнет от боли. Он и паука так кольнет, что тот цепенеет, а клоп удирает, оставив восьминогого переживать обиду.

А иногда на паутине разыгрываются сцены, прямо надо сказать, неожиданные: не паук муху, а муха паука хватает и уносит!

Эта отважная муха, бросившая вызов порядкам природы, — знаменитый ктырь, бандит и разбойник. Волосатый, коренастый, с крепкими ногами, он нападает даже на ос, стрекоз и жуков-скакунов — все они совсем не безобидны. Ктырь и паука, бывает, протыкает своим хоботком-стилетом прямо на паутине и уносит в сильных лапах, чтобы съесть.

Так бесцеремонно расправляются с пауками на паутине только осы помпилы да птицы.

Последняя линька раздевает обычных крестовиков[47], предоставив им ещё один шанс немного вырасти в августе. К этому времени самка сбрасывала свой панцирь уже восемь раз, самец — только шесть, потому и не дорос до нее. Но вполне созрел и с полным правом домогается ее. Он словно сознает, на какой риск идет: заранее обеспечил свой тыл на случай поспешного бегства — протянул сверху вниз ниточку у края паутины, на которой сидит его свирепая невеста. Осторожно подобравшись к воздушному замку царицы Тамары паучьего образца, украдкой стучит в дверь — щиплет паутину совсем не нахально, а очень даже скромно и деликатно.

Ответом, как правило, бывает яростная атака, и он летит, бежит стремглав назад — с паутины на свою паутинку и по ней быстро вниз.

Он снова ползет по ниточке вверх, когда, ему кажется, ярость паучихи дикой вспышкой немного укрощена. И так же поспешно бежит назад, если надежды его не оправдались.

Эта игра со смертью в кошки-мышки повторяется много раз — терпение у паука воистину неистощимо. И вот оно вознаграждено: гарнизон воздушного замка больше не атакует, больше нет вылазок.

Но будут яйца! В сентябре — октябре самка-крестовик покидает свое инженерное чудо, чтобы сплести желтый мешковатый кокон вокруг трехсот — восьмисот желтоватых яичек и спрятать его где-нибудь под корой, в щели, за обшивкой стены. Мать сидит рядом, изнуряя себя постом и бездействием; последние недели жизни она отдает без протеста караульной службе на вахте у яиц.

Будут и паучата! В мае, зиму в яйцах перезимовавшие, выползли они и сидят аккуратненькими плотными шариками на травинках. Желтенькие, с темными пятнами сверху на брюшке, не сытом ещё чужой кровью. Шарик этот пугнете — и он быстро паучатами вокруг расползется. Лето у нас короткое, едва ли они успеют перелинять все необходимые шесть-восемь раз, так что зимуют, не повзрослев, ещё раз и только, по-видимому, следующим летом, когда им около двух лет, сами обзаведутся паучатами.

Зоологи открыли и описали несколько десятков видов крестовиков. Двух из них легко спутать с обычным, или диадемным, крестовиком — это аранеусы квадратный и мраморный[48].

Первый, если смотреть на него сверху, выглядит более округлым, чем крестовик диадемный, — у того брюшко спереди более широкое, чем сзади, и потому кажется, что у паука как будто бы широкие „плечи“, обозначенные передним расширением брюшка[49]. На брюшке (сверху) у квадратного крестовика четыре больших и хорошо заметных белых пятна, соединённых в форме квадрата. Но волнистая тёмная полоса, суженная кзади, менее заметна, чем у его диадемного собрата. Он бывает и светло-зеленовато-жёлтым, и ржаво-красным, и тёмно-бурым. Оттенки своего наряда иногда меняет за несколько дней. Это один из самых красивых и крупных крестовиков (до 15 миллиметров). Самка, освободившись от бремени приблизительно ста яиц, иногда весит вдвое меньше, чем исторгнутое из недр её тела „бремя“. „Это, я утверждаю, — говорит Бристоу, — рекорд в анналах деторождения“.