Она поняла, что ее вытолкнули из торговой зоны: вокруг не было ни товаров, ни продавцов, ни покупателей. В одно мгновение девушка перенеслась в совершенно иной мир — мир крошившихся стен, смутных фигур, едва видных в вихрящейся пыли, звуков, приглушенных окружавшими ее стенами погребальных сооружений, и бесшумных порхающих теней.

Сердце ее сжалось от испуга.

Она стояла неподвижно, медленно поворачиваясь кругом, пытаясь осознать свое местоположение. Перед ней высилась высокая, местами осыпавшаяся стена из глинобитного кирпича и соломы, некоторые кирпичи выпали, как зубы из старческого рта. Слева просматривалось бледно-зеленое строение с покатой крышей, а справа проходил проулок, такой узкий, что по нему впору было протискиваться бочком. Тропа, ведущая, на улицу, с которой ее вытеснили, находилась позади.

Зная, что Хилтс направлялся к площадке, где торговали подержанной амуницией, и надеясь догнать его, Финн повернула туда, но вынуждена была резко остановиться, когда путь ей преградил широкогрудый, с покатыми плечами мужчина лет сорока, одетый в белую джелабию и темный, в тонкую полоску пиджак. Он был бос, голову обматывал грязный тюрбан. Из-под кустистых бровей смотрели глубоко посаженные желто-зеленые глаза, нос, судя по всему, был неоднократно перебит, над верхней губой и над подбородком пробивалась седеющая щетина, кожу, как у всех в Городе мертвых, покрывала тонкая пленка пыли.

Его широкая ладонь сжимала рукоять огромного меча, тронутого ржавчиной, но с поблескивающим после недавней заточки лезвием. Араб поднял похожий на мачете клинок и широко раскрыл рот, издав рычащий звук и продемонстрировав отсутствие языка.

На какой-то миг Финн замерла неподвижно, чувствуя, как с ее губ рвется вызванный паникой идиотский смех. Единственное, что пришло ей в голову, — это сцена из фильма про Индиану Джонса, где Харрисон Форд столкнулся лицом к лицу с огромным египтянином, вооруженным, как и этот, мечом. Это было нелепо, смехотворно, но ужасающе реально. К тому же она вовсе не была Индианой Джонсом и не располагала пистолетом, чтобы пристрелить это фантасмагорическое существо. Поэтому, когда обладатель ржавого меча, пробулькав что-то еще, двинулся к ней, она развернулась и пустилась бежать. Инстинктивно придерживаясь левой стороны рядом с крошившейся кирпичной стеной, девушка выскочила из проулка, свернула направо и побежала дальше, слыша позади топот своего ужасного преследователя.

Ноги вынесли ее на небольшую площадку, окруженную каменными стенами мавзолеев с зарешеченными дверями и окнами. На самой площади находилось около дюжины погребений попроще, всего лишь каменных надгробных плит, поверх одной из них был разведен костер, с металлического крюка над которым свисал котелок.

Выбежав в центр этого пустого пространства, Финн вскочила на надгробие, развернулась к костру и, схватив котелок с кипящим варевом за ручку, швырнула его в физиономию преследователю, одновременно рассыпав по плите уголья костра.

Конари, склизкое варево из риса и чечевицы, обожгло человеку с мечом лицо, однако это не остановило его. Взревев и схватившись за физиономию свободной рукой, он запрыгнул на плиту. Финн поскользнулась, упала и покатилась в грязь. Египтянин занес клинок, но, шагнув вперед, наступил босыми ногами на горящие угли, взвыл и грохнулся прямо в остатки костра.

Финн вскочила и пустилась наутек, не решаясь оглянуться и посмотреть, сильно ли пострадал ее враг.

Метнувшись в узкую щель между двумя мавзолеями, она оказалась в узком проулке, прямо перед темневшим дверным проемом какого-то склепа и, не размышляя, нырнула туда. На голом земляном полулежали три лишь наполовину покрытых пылью и грязью человеческих скелета, все ногами в одну сторону. Вероятно, на восток, хотя Финн, разумеется, понятия не имела, где какая сторона света.

Создавалось впечатление, будто на месте этого не столь уж роскошного захоронения кто-то побывал, причем не очень давно. Явные следы лопаты указывали на раскопки, правда, вовсе не археологические. Похоже, скелеты отрыли потому, что живые люди присмотрели этот однокомнатный склеп для себя.

В помещении имелся выход и с другой стороны, так что Финн, переступив через грязные остовы, вышла в очередной широкий двор с двумя или тремя дюжинами могил, окруженных кольцом склепов и, с дальнего конца, высокой стеной здания, которое сочла мечетью. Повсюду валялись кирки, ломы, молоты, грудились выломанные гранитные и мраморные плиты: разорители могил разоряли гробницы разорителей могил. Нынешние расхитители были потомками тех строителей Саладина, которые сдирали облицовку пирамид, чтобы построить свой город.

Финн остановилась и прислушалась, стараясь унять дыхание и даже биение собственного сердца. Судя по отсутствию топота, человек с клинком, но без языка больше ее не преследовал — или, во всяком случае, делал это осторожнее, стараясь не поднимать шума. Впрочем, главный вопрос заключался в том, с чего ему вообще приспичило бросаться с мечом на одинокую незнакомую иностранку. Если отбросить маловероятное предположение, что этот псих считает своим долгом кромсать клинком заплутавших в Городе мертвых девиц, должна все-таки существовать какая-то причина?

Однако, как ни ломала девушка голову, сообразить, чем мог руководствоваться странный египтянин, ей не удавалось. Уж во всяком случае, ее недавние приключения, связанные с запутанным миром пропавших художественных шедевров, старыми заговорами, нити которых протянулись в настоящее, и политикой Ватикана, явно не имели к Египту ни малейшего отношения. Среди произведений искусства, которые ей удалось извлечь буквально из-под улиц Нью-Йорка, никаких Розеттских камней вроде того, который помог Шампольону расшифровать древнеегипетские надписи, или сокровищ фараонов вроде бы не числилось. А хоть бы они там и оказались: кому могло понадобиться убивать ее здесь, сейчас? Та часть ее жизни пройдена.