– Погоди, не дели ты шкуру неубитого медведя. Допустим, Трушкин мне поможет. А как подарочек доставить на дом, ты подумала? Или вот так просто возьмешь и привезешь несколько кило взрывчатки: «Дорогие родственнички, пусть пока у вас полежит, в моей гардеробной места нет...» А спусковой механизм, а напалмовые заряды по дому? Да, чуть не забыл, надо же, чтобы вся семейка в сборе была!

– Будут. Непременно будут. У его Машки через три недели день рождения. Вся община соберется, а вот мне, в силу некоторых причин, совсем необязательно осчастливливать сей праздник своим присутствием, – с нехорошим смешком сказала Ирена. – За три недели управимся, как думаешь?

– Не знаю, но надо постараться. Да! Скоро же лето! А если они на воздухе праздновать соберутся? Тогда как? Ждать, пока все отправятся на боковую? Так ведь они же в разных домах квартируют? И что? Три дома рвать? – Курятников разволновался, аж пот прошиб.

– Не соберутся. Ян на территории здоровущий бассейн затеял. Весь двор перекопан так, что живого места нет, и Татка мальчишку в Фили гулять вывозит. Там не то что за три недели, за лето не управиться. Будут в доме как миленькие... А ты прямо завтра свяжись со своим Трушкиным.

Спустя несколько дней, когда улеглась суматоха с Максовым возвращением и напряжение как-то само собой спало, Миша засел за неотложные бумаги, связанные с новыми большими делами. Для этого вдумчивого занятия он выбрал не только что отделанный начальственный кабинет в новорожденном офисе новоиспеченной строительной фирмы, которая для правдоподобия существовала не на одной лишь бумаге, а занял отдаленную комнату в Иренином фонде. Комната и раньше считалась его, теперь же это было, по сути, единственное место, где Миша мог поразмыслить на покое.

Когда стопка прозрачных папок и файлов перед ним сократилась наполовину, Михаил Валерианович с достоинством перевел дух и попросил себе по селектору кофейку. Устроил получасовой перерыв. Заодно вспомнил, что из-за нервотрепки последних недель ему все недосуг было проверить переговоры с прослушки рабочего телефона мадам. Открыв только ему известный тайник, он вытащил чип с последними записями, вставил в свой ноутбук, после запер дверь и надел наушники. Откинувшись в кресле, стал слушать, многое, ему неинтересное, опуская. Пока в ушах не зазвучал знакомый интонациями голос, на сей раз не бравый милицейско-полковничий, а жалобный и больной. Миша тут же переключил все внимание и стал слушать, а дослушав до конца, похолодел.

– Предположения у меня одно хуже другого. А самое плохое просто и произносить не хочется, – тихо и зловеще подвел резюме «архангел», когда голоса полковника и мадам отзвучали в гробовой тишине кабинета. – Что делать будем, Ян?

Балашинский ответил не сразу. Молча крутился в массивном кожаном кресле на колесиках то влево, то вправо, будто играл сам с собой в игру. Миша терпеливо ждал, стараясь не обращать внимания на мерзкий звук скользящего по паркету пластика. Пока верчение и скольжение по воле хозяина не прекратились.

– Я, знаешь ли, тоже склонен всегда предполагать самое худшее. Без этого нельзя. – Хозяин, выдержав изрядную паузу, наконец соизволил заговорить с Мишей. – Однако не кажется ли тебе, что непосредственных доказательств вины Ирены у нас нет? Что мы только что услышали? По сути, ничего особенного: Курятников плакался на дурное самочувствие, просил Ирену срочно приехать. Но на то она и его любовница, чтобы выслушивать жалобы своего дружка.

– Ян, послушай, этот Курятников – матерый волк, мент до мозга костей. Не станет он ныть по пустякам. И на службу из-за обыкновенной болячки не забьет. К тому же симптомы, которые он описывает в разговоре с Иреной... Не мне тебе объяснять. Ты сам прекрасно знаешь, что...

– Что?! – перебил Балашинский своего визави. – Что я знаю? Что ты знаешь? На свете есть куча вполне человеческих недугов, которые дают похожую картину. Может, полковник схватил банальное воспаление легких, находясь в засаде на особо важном задании?

– В мае-то месяце? И я что-то не слыхал, чтобы такой ответственный чин самолично сторожил кого-то по кустам, – возразил Яну «архангел». И тут же упрекнул хозяина: – Не понимаю твоего легкомыслия. Если есть вероятность самовольного превращения постороннего лица, даже и небольшая, то нам следует принять меры.

– Миша, милый мой, какие меры? – чуть ли не возопил в ответ Балашинский. – Что ты от меня хочешь? Чтобы я немедленно пошел и свернул шею полковнику? А потом прибил бы нашу директоршу прямо на ее рабочем месте? Нет? Тогда что? Мы ничего толком пока не знаем, а эта более чем сомнительная запись не повод для расправы.

– Но нельзя же просто сидеть сложа руки! Упаси Бог, если то, что я думаю, окажется правдой?

– Я и не предлагаю делать вид, будто ничего не произошло. Но надо сперва разобраться. Понаблюдать, выяснить. Вот ты и займись, – постановил Балашинский. – Хотя вряд ли Ирена решилась бы на такое самоуправство. Не сошла же она, в самом деле, с ума?