— Точно, — сощурившись, Кедрин выпускал дым, — и кто ж тебя выбрал такого?

— Нннарод…

— Народ? — Секретарь засмеялся, подошёл к Мокину: — Ну как с таким говорить?

— Да никак не говори, Михалыч. Оставь ты этого мудака. Лучше мне помоги.

— А что такое?

— Да вот, недолга. — Сдвинув кепку на затылок, Мокин скрёб плоский лоб. — Не пойму я одного. У нас каланча со щитом упали, а тут они — стоят себе целёхоньки. Что ж делать?

Кедрин присел на корточки, наморщил брови.

От крохотной каланчи на крашеные опилки падала треугольная ребристая тень. Рядом стоял красный щит. На нём можно было разглядеть микроскопический огнетушитель, багор, топор и даже черенок лопаты.

Кедрин долго сидел над планом, задумчиво попыхивая папиросой, потом порывисто встал и по-чапаевски махнул рукой:

— А ну-ка вали их, Петь, к чертовой матери! Молиться на них, что ли?

— Точно! — Мокин нагнулся и щелчком снёс сначала каланчу, потом щит. Красный огнетушитель запрыгал по макету, скатился на полированную поверхность реки. — А вот тут мы тебя и к ногтю, падлу! — ощерился Мокин и ловко раздавил его выпуклым прокуренным ногтем.

Кедрин бросил окурок, сплюнул и посмотрел через поле.

Правление горело. Клочья жёлтого пламени рвались из окошка и двери. Вокруг домика стояли редкие зеваки.

— Ну вот, годится. — Мокин подхватил под мышку ящик. — Теперь можно и дальше. Пошли, Михалыч?

— Идём, Петь, идём. — Кедрин хлопнул его по плечу и мотнул головой понуро стоящему Тищенко: — Иди вперёд, пожарник…

Председатель послушно поплёлся, с трудом перетаскивая обросшие грязью сапоги.

Возле мехмастерской они столкнулись с босоногой бабой и двумя небритыми, пропахшими соляркой мужиками.

Баба загородила Тищенко дорогу:

— Петрович! Чтой-то там горит-то?

— Правление, — сонно протянул председатель.

— Да неуж?

Тищенко молча отстранил её и зашагал дальше. Но баба засеменила следом, поймала его грязный рукав:

— Да как же, ды как… правление?! Загорелося?!

— Загорелось…

— Оооох, мамушка моя, — пропела баба и прикрыла рот коричневой рукой.

Тищенко вздохнул и побрёл по дороге. Мужики оторопело смотрели на него — мокрого, сутулого и грязного. Баба охнула и, часто шлёпая босыми ногами по грязи, снова догнала его:

— Да как же, Петрович, мож, оно не само, мож, поджёг кто, а?

— Отстань…

— Чо ж отстань-то? — Она растерянно остановилась, провожая его глазами. — Кто ж поджёг правление?

— Он сам, живорез, и поджёг, — проговорил Мокин, обходя бабу.

Кедрин шёл следом.

Баба охнула. Мужики удивлённо переглянулись.

Кедрин повернулся к ним и сухо проговорил:

— Вместо того чтоб глаза пялить — шли бы пожар тушить. А кто поджёг и зачем — не ваша забота. Разберёмся.

Железные ворота мехмастерской были распахнуты настежь.

Тищенко первым вошёл внутрь, огляделся и, не найдя никого, втянул голову в плечи:

— Тк вот это мастерская наша…

Мокин с Кедриным вошли следом. В мастерской было холодно, сумрачно и сыро. Пахло соляркой и промасленной ветошью. Посередине, поперёк прорезанного в бетонном полу проёма стояли трактор со спущенной гусеницей и грузовик без кузова с открытом капотом. Рядом, на грязных, бурых от масла досках лежали части двигателей, детали, тряпки и инструменты. В глубине мастерской возле большого, но страшно грязного, закопчённого окна лезли друг на дружку три длинные, похожие на насекомых сеялки. Вдоль глухой кирпичной стены теснились два верстака с разбитыми тисками, токарный станок, две деревянные колоды и несколько бочек с горючим. Повсюду валялась разноцветная стружка, куски железа, окурки и тряпки. Кедрин долго осматривался, сцепив руки за спиной, потом грустно спросил:

— Это, значит, мастерская такая?

— Тк да вот… такая, — отозвался Тищенко.

Секретарь вздохнул, тоскливо посмотрел в глаза Мокину. Тот набычился, крепче сжал ящик:

— А где ж твои работнички?

— Тк на пожаре, верно, иль обедают…

Кедрин многозначительно хмыкнул, подошёл к машине, заглянул в капот. Заглянул и Мокин. Их внимательно склонённые головы долго шевелились под нависшей крышкой, фуражки сталкивались козырьками. Вдруг секретарь вздрогнул и, тронув Мокина за локоть, ткнул куда-то пальцем. Мокин тоже вздрогнул, что-то оторопело пробурчал. Они медленно распрямились и снова посмотрели в глаза друг другу. Лица их были бледны.

Тищенко с трудом сглотнул подступивший к горлу комок, прижал руки к груди и забормотал:

— Тк вот, готовимся, товарищ Кедрин, к посевной, и технику, значит, исправляем, и чтоб в исправности была, чтоб справная, стараемся, чиним, и все в срок, все по плану, вовремя, значит, стараемся…

Кедрин оттопырил губы, покачал головой.

Мокин обошел трактор и остановился возле бочек:

— А это что?

— Бочки. С соляркой и бензином.

Рыжие брови Мокина удивлённо полезли вверх — под кожаный козырёк.