Но может быть от неожиданности или пережитого волнения и страха герцог вскрикнул так, будто его ужалила ядовитая змея. Капля крови, затрепетав, сорвалась вниз и смешалась с вином в сосуде. Тут же над чашей закружился маленький вихрь, в глубине которого замелькали разноцветные искры. А может, то было свернувшееся в спираль ночное небо с россыпью драгоценных звезд…

— Пред тобой, Всемогущий, склоняюсь я, — торжественно заговорил Яхм-Коах. — Явись нам в своем истинном облике, дабы исполнились слова пророчества. Кровь древних королей, дарующая начало жизни, смешалась в этой чаше, взывая к отмщению! А теперь ты, дочь моя, — ласково, почти по-отечески, произнес жрец.

Ремина пошатнулась. "Когда кровь двух великих начал падет на сердце мое, восстану я из бездны, сильнее тысячекратно, и, смеясь, взгляну на людей, мнящих себя властелинами мира…" Так вот о чем говорилось в легенде*

Ведь в ней и в Ренальде течет кровь Зингарских владык. Они родственники, очень дальние, но какая разница! И новая жизнь?.. Мужчина и женщина, только этот союз дает побеги новой жизни. Как же она раньше этого не поняла?! Что же, сейчас или никогда! — подумала Ремина, и рука ее медленно потянулась к спрятанному на груди кинжалу.

Конан уже был готов к этому моменту.

Он сжал в руке обломок кирпича, размахнулся и кинул его сквозь слуховое окно. Варвар понимал, что от этого броска зависит жизнь Ремины, его, Конана, жизнь и еще судьбы многих и многих людей. Промахнись он, и мир покатится в преисподнюю. Но киммериец не промахнулся. Камень, описав дугу, угодил прямо в чашу, как раз в тот момент, когда алая капелька крови девушки коснулась изумрудной поверхности. Жидкость с шипением и брызгами выплеснулась через край, залив Яхм-Коаха зловещей зеленой отравой с ног до головы, и в тот же миг чаша разлетелась на мелкие черепки. Жрец в ужасе отпрянул прочь. Его землистого цвета лицо исказилось в смертельной муке, будто у него еще живого калеными щипцами вырвали сердце.

Конан пролез в окно и словно кошка мягко спрыгнул вниз. Услышав непонятный шум, маг резко обернулся на звук и встретился глазами с ухмыляющимся киммерийцем, неспешно шагающим к алтарю.

— Ты?! Ты! — попятился перед ним Яхм-Коах, но налетел спиной на жертвенник и замер с открытым ртом. — Ты пришел сюда из мира теней, чтобы мне отомстить?

— Я еще не покидал мир живых, но в остальном, жрец, ты попал в самое яблочко, — ответил ему северянин.

— Конан!? — вырвался взволнованный крик из груди Ремины. — Ты жив! О, вечно живущие боги, вы услышали мои мольбы!

Киммериец приветливо улыбнулся девушке и заметил, как ревниво нахмурились брови герцога.

— Что это значит? — строго спросил Ренальд, привычным жестом опуская руку на эфес меча.

Но клинка на месте не оказалось: все оружие Яхм-Коах приказал оставить у входа в храм.

Лицо герцога вытянулось, впервые в жизни он почувствовал себя, словно его голым выставили на площади полной зевак.

— И как же ты, варвар, собираешься со мной справиться? — ехидным голосом спросил Яхм-Коах, к которому постепенно возвращалась уверенность.

— Очень скоро ты это узнаешь, — в тон ему пообещал Конан.-

Но тут взгляд его привлекло странное движение на алтаре. Зеленая жидкость растеклась по камню, смешавшись с кровью жертвенного барана. Но там, где остались изумрудные лужи, она кипела и бурлила, источая черные ядовитые пары. Пузыри становились все больше и маслянистее. Конану показалось, что он различает, как что-то шевелится в их глубине, словно сквозь упругие стенки пытается пробиться нечто живое.

Клубы черного дыма мешали рассмотреть это пристальнее, но скверные предчувствия заворочались в душе варвара. Пузыри выросли до гигантских размеров, их уже невозможно было охватить одним взглядом.

— Кром! Что за дрянь!? — воскликнул Конан, невольно попятившись.

Ремина за рукав тянула прочь лишившегося дара речи Ренальда, и только жрец оставался на месте, находясь словно в гипнотическом трансе от этого зрелища. Его глаза провалились от ужаса, и вместо них зияла пустота царства мертвых. Наверное, он понимал, что происходит, ибо почти осязаемые волны страха распространялись от него по всему залу, заполняя пространство храма и передаваясь остальным.

И тут пузырь, превратившийся в огромных размеров кокон, с громким выдохом лопнул, будто из сотни пустых мехов разом выпустили весь воздух. Сильный порыв ветра с тлетворным запахом гниющей плоти пронесся по храму, погасив большую часть факелов и развеяв клубы едкого удушающего дыма. Зал погрузился в полумрак, где на стенах плясали причудливые зловещие тени в неверных всполохах багрового огня. Конан ошибся, внутри кокона билось вовсе не живое существо. То, что выбралось из него на белый свет, вообще не могло принадлежать земному миру. Сотканный из прозрачных, постоянно меняющих форму и перетекающих друг в друга паров, изумленному взору людей предстал бестелесный дух звероподобного божества. Чудовище покачивалось над алтарем, опираясь о невесомый хвост, осматривая храм с высоты исполинского роста.

— О, Митра! Защити меня! — возопил Яхм-Коах, падая на колени и воздевая руки к мрачному своду.

В тот же миг призрак метнулся к жрецу, окутав его облаком тумана.

С диким криком маг вскочил на ноги, бросился бежать, налетел на алтарь, упал, продолжая вопить неестественным голосом, словно с него живьем сдирали кожу.

— Пожалуй, слишком поздно ты вспомнил о Митре, — прошептал киммериец, ища глаза выход из храма.

Жрец исхитрился подняться на ноги. На миг его растерзанное тело шагнуло из-за призрачной завесы, с мольбой простирая руки к варвару. Рот мага кривился в невыразимой муке, в глазах застыли боль и страдание. Жрец был настолько раздавлен и жалок, что Конан испытал невольное сочувствие к этому несчастному человеку, вернее, к тому, что от него осталось, и потянулся к рукоятке меча за спиной. Но в этот миг рывок нечеловеческой силы вернул жреца за пелену тумана, и яростный звериный рев заставил содрогнуться стены храма.