Конану так и не удалось сомкнуть глаз до рассвета. Рассудив, что ни к чему и дальше пытаться заснуть, он поднялся и снова направился к дому Тариэля. Ему еще предстояло объяснить Даре кое-что относительно Райбера, прежде чем приводить его. Признаваться же себе в том, что именно желание увидеть ее движет им сейчас в первую очередь, Конану совершенно не хотелось. Что он, красивых женщин не знал? Да сколько угодно. И всегда умел сохранять голову на плечах, не очень-то поддаваясь их чарам. А уж какие были у него красотки, передать невозможно… и еще будут, стоит только свиснуть. Так что Дару следует выбросить из головы. Он вовсе не затем пришел в Бельверус, чтобы затеять интрижку с чужой женой.

Правда, при виде Дары все эти благие рассуждения как-то разом улетучились. Тем не менее, Конан взял себя в руки и спросил, может ли он прямо сейчас видеть Тариэля.

— Вообще-то, он еще спит, — улыбнулась в ответ женщина. — Но если он тебе очень нужен, так пойди и попробуй его разбудить.

Некоторое время Конан созерцал своего прежнего знакомого, растянувшегося на постели в чем мать родила и не подававшего признаков жизни. Потом подошел и тряхнул его за плечо.

— Эй, хватит дрыхнуть. У меня к тебе дело.

Тариэль недовольно замычал, но глаза все-таки приоткрыл, не сразу сообразив, что происходит. Наверное, он решил, что сон продолжается, и потому воззрился на киммерийца в полном недоумении.

— Ко-онан? — недоверчиво протянул он затем. — Это… как? Откуда ты взялся? — Тариэль пару раз моргнул, силясь прогнать наваждение, но северянин никуда не исчез и не растворился в воздухе, так что постепенно он начал осознавать, что, в самом деле, это не мираж и не галлюцинация, а самая что ни на есть реальность. — Как ты меня нашел?

— Возле таверны, — невозмутимо сообщил варвар. — Нашел, подобрал и доставил сюда. Что, совсем ничего не помнишь?

— Смутно, — вздохнул тот.

Вид у Тариэля был такой, словно он с утра еще никого не убил и пребывает из-за такого досадного недоразумения в самом мрачном расположении духа. Глаза, воспаленные, с красноватыми прожилками белков, заплыли после многолетних обильных возлияний, лицо, заросшее рыжеватой щетиной, выглядело так, что и можно было страшнее, да некуда.

— Хорош, ничего не скажешь, — изрек он, разглядывая свое отражение в медном зеркале и словно не вполне веря, что видит, действительно, самое себя. — Как же это я так… и что я теперь скажу Даре, а?

— Дара, сдается мне, тебя еще и не таким видела, — заметил Конан, с ухмылкой наблюдая за этими проявлениями запоздалого раскаяния. — Сейчас ты, по крайней мере, не покрыт тремя слоями грязи.

— А что, был? О-ох, — простонал Тариэль, — вот это и называется «здравствуй, ужас». Представляю, что ты обо мне подумал. Наверное, решил, что, как мы с тобой двадцать зим назад расстались, так я с тех самых пор и не просыхал.

— Ну, примерно так.

— А… это… мы с тобой разве вчера не вместе были в той таверне? — ко всему прочему, с лошади Тариэль упал весьма неудачно, повредил колено, и теперь едва заметно хромал по комнате, пытаясь одеться.

— Не совсем. Я подошел несколько позже. Как раз чтобы застать твой торжественный выход оттуда.

— Ничего не помню, — пожаловался Тариэль.

Конану самому не раз доводилась переживать подобные пробуждения, так что осуждать его он особых причин не видел.

— Ты не знаешь, Морус вернулся?

— Кто? — не понял северянин.

— Морус, мой жеребец. Я вроде был верхом.

— Не знаю. Видел только, как он из-под тебя выпрыгнул и ускакал.

— Вернется, — уверенно сказал Тариэль. — Он умный. Дорогу домой всегда находит. Кстати, ему кто-то наверняка подсунул колючку под седло! Люди такие мерзавцы… у меня столько врагов, и каждый норовит подстроить какую-нибудь пакость, видно, хотели, чтобы я себе шею свернул, да не тут-то было! Ты ведь, конечно, понимаешь, что сам-то я в седле всегда удержусь, — он с некоторым подозрением посмотрел на Конана, ожидая незамедлительного подтверждения тому факту, что никак не мог быть виноват в подобном конфузе, не дождался и спросил: — Слушай, у тебя с собой нет… это…

Конан снял с пояса флягу и без слов протянул ему. Тариэль жадно сделал пару внушительных глотков и почувствовал себя значительно лучше.

— Спасибо, брат, — искренне произнес он, возвращая оставшуюся спасительную жидкость киммерийцу, — выручил. Как я рад видеть тебя, Конан! Вот ведь, не думал даже, что доведется еще раз когда-нибудь встретиться! Ты, действительно, откуда взялся-то?

— У меня дело в Бельверусе, — сказал северянин, не распространяясь о подробностях. — А ты стал богатым человеком, Тариэль. Чем ты занимаешься? Твой дом стоит целого состояния.

— И не один только дом, — добавил тот. — Еще бы. Ведь я граф, — он как-то совсем по-мальчишески смущенно хмыкнул, словно не до конца веря произнесенному, и тут же гордо, даже надменно вскинул голову. — Представь себе только, я, сын нищих бродячих танцовщиков, и вдруг граф!

— Бывает и такое, — сказал Конан. — Значит, тебе повезло.

— Да-а, — протянул Тариэль, — уж это точно, — впрочем, в его голосе было не так много уверенности.

— И говоришь ты вполне понятно, — продолжал северянин. — Я-то помню, как это тебе нелегко давалось.