— Вы тут не слепнете? — спросил он Дыя, пытаясь разогнать плавающие перед глазами синие овалы.

— Положение обязывает, — с обычным ехидством отвечал тот, — все-таки, пиршественный зал богов. Хе-хе-хе.

— Надеюсь, боги пьют тут не приторную дрянь, которой ты меня в прошлый раз потчевал?

— А вот это сейчас проверишь.

Дый резко хлопнул ладонями, так, что звук распространился, казалось, по всему залу и его окрестностям. Вереница девушек в длинных разноцветных рубашках, позвякивающая золотыми и серебряными украшениями, возникла словно ниоткуда. В один момент участок стола был заставлен кубками, чашами с вином и медом, хлебом и прочей снедью. Сделав дело, девушки удалились с тою же ловкостью. Проводив их взглядом, Варнава повернулся к Дыю и ровно заметил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не преломлю хлеба и не отведаю вина в твоем доме?

— Не неси ерунды, — проворчал тот. — Во-первых, уже отведал — думаешь, твою жуткую рану исцелил здоровый здешний воздух? Ничего подобного, на такое даже Шамбала не способна. Если бы не напиток моей дочурки, который она вливала в тебя по ложечке… Умилительное зрелище было, доложу я.

— Если ты не заткнешься, тебя и твои зомби не спасут, — все так же ровно прервал Варнава. — А что «во-вторых»?

— Во-вторых, слышал я, что зятек мой очень мало значения придает социальной символике.

— А вот здесь ты прав, — произнес Варнава, садясь к столу, — и я рад, если ты понимаешь, что наши дружеские посиделки ничего не значат.

— Вот и ладненько, значит, можно спокойно выпить.

Дый уселся рядом на скамью, заметив:

— Вон там мое кресло, но сегодня мы не в официальной обстановке, — и наполнил два кубка.

Варнава пригубил и чуть не сплюнул приторную, разящую спиртом краснобрюховскую клюкву.

— Доколе будешь глумиться надо мною, демон всесмехливый? — грозно вопросил он хохочущего хозяина.

— Ох, ну и обидчивый же ты! Пошутить нельзя… И перестань обзываться. Сам ты демон…

Дый взял другой кубок и наполнил его золотистым напитком из другой чаши.

— Вот, меда отведай. Немало мне за мед сей довелось помытариться в Ветвях неких…

Варнава прихлебывал пряно-сладкое, с кисловатым привкусом, кружащее голову, но легкое. Гнусное состояние безнадежности и бессилия уходило. Он был жив — для Продленного это значило гораздо больше, чем для всех остальных обитателей Древа. Пока при нем жизнь и его сила, бой продолжался. Впрочем, поддерживало его и нечто большее, чем самоуверенность мага — хоть он и думал, что слова не изливаются больше из его души, на каком-то глубинном уровне его существа беспрестанно творилась молитва. «Господи, или хощу, или не хощу, спаси мя»…

— Заставил ты покопаться в Ветвях, — сообщил Дый, во второй раз ставя на стол пустой кубок и утирая рот. — В голову не пришло, что побежишь к обезьяне. А пещера та прикрыта хитро, еле тебя засекли.

— Думаю, не твоя то заслуга… — равнодушно заметил Варнава, меланхолически пережевывая ячменную лепешку.

— Ага, конечно, ее, Дианки. Умная девка, скажу я. Ты вот что, не вздумай ее больше так звать, теперь она Кусари, назовешь по-другому — убьет.

— Мне все равно, и, надеюсь, ты не планируешь устраивать счастливое воссоединение семьи, — с еще более льдистой интонацией произнес Варнава. — Повторяю вопрос: что тебе от меня нужно?

— Ты несусветный упрямец, как я уже тебе говорил, — Дый тяжело вздохнул и укусил крепкими зубами огромное красное яблоко. — Ладно, раз ты у нас такой деловой, сейчас прочитаю тебе лекцию. А ты постарайся не прерывать глупыми подколами.

— Вот этого не обещаю, — заверил Варнава, приготовившись, тем не менее, слушать, и слушать внимательно

Див солидно прокашлялся и важно произнес:

— Для начала, юноша, кратко обрисую для вас сущность феномена, который мы называем Древом.

Дый, действительно, вдруг до смешного напомнил Варнаве одного кудлатого седовласого лектора, то ли из Гарварда, то ли из МГУ. И не только внешне — его рука, будто невзначай, опустилась на коленку Варнавы. Тот передернулся от отвращения.

— А что, профессор, я чего-то про него не знаю? — съехидничал он, убирая с себя дыеву конечность.

— Ни… ты не знаешь! — рявкнул Дый совсем не по-профессорски. — Как и лузер, который намарал этот ваш Трактат… Молчи и слушай дива, который был почти с Начала.

На сей раз Варнава сдержался, хотя несколько колких фраз так и просились на волю.

— Итак, — продолжал Дый, хлебнув из кубка, — мир мы именуем Древом, поскольку тем, кто лицезрел его в почти полной целостности, он предстает именно в такой форме. Условно мы делим его на части, называемые Корни, Ствол и Крона. Ствол, то есть, цепь реальных событий, произошедших в мире от его начала и до конца, по определению и по всеобщей убежденности, неизменен и стабилен. Однако, произрастая от Корней, начинающихся в местах, никому, кроме сам знаешь Кого, неведомых, он вскоре начинает ветвиться.