– Ну что ты хочешь мне сказать? – спросил Кныш.

– Володя, объясни мне, что случилось?

Кныш кряхтел, смотрел по сторонам, бил ребром ладони по стволу дерева.

– Но могут же быть в моей работе тайны! – вспылил он. – Не все же рассказывать кому попало!

– Я не кто попало, – жестко ответил я и сжал его локоть. – И ты об этом прекрасно знаешь. Я хочу знать правду.

– Ну какую, какую правду? Ну что тебе не ясно? – быстро заговорил он. – Следствие пришло к выводу, что смерть Милосердовой наступила в результате несчастного случая, а Караев повесился в состоянии депрессии – он был уверен, что его обвинят в убийстве женщины.

– Володя, я только что слышал эту чушь от следователя. Неужели ты и в самом деле веришь этому?

Кныш промолчал. Покусывая губы, он смотрел на толпящихся на автобусной остановке людей.

– Давай об этом поговорим вечером, – наконец сказал он.

– Нет, сейчас! Вечером я буду трахать твою следовательшу и слушать ее байки про то, как повесился Караев.

– Ну что ты ко мне пристал? – дернул рукой Кныш. – Ты понимаешь, что тебе повезло так, как ты даже мечтать не мог? Да с таким набором улик сидел бы ты сейчас на нарах, и оч-ч-чень долго бы сидел! Радуйся свободе и трахайся с кем хочешь!

– Ты же честный парень, Володя, – сказал я упавшим голосом. – Ты помнишь, как мы с тобой Джо брали? А как красиво раскрутили дело о шантаже проституток? Мы с тобой никого не боялись и служили только справедливости…

– Ну хватит витийствовать! – перебил меня Кныш. – Слезы вышибаешь своим красноречием.

Он сунул в рот спичку и стал с остервенением ее грызть. Не глядя мне в глаза, тихо сказал:

– Тут, бля, такое дело началось… Коммерческий директор «Милосердия», которого мы посадили, объявил через своего адвоката, что если его не выпустят из-под стражи, то он на суде сообщит совершенно потрясающие факты о вкладчиках «Милосердия»… Там, по его словам, замешаны очень высокие чины – и политики, и военные, и милиция. Оказывается, там прокручивали зарплату учителей, врачей и других бюджетников, а прибыль переводили в недвижимость за границей.

– Может быть, это всего лишь блеф?

– Он передал своему адвокату какие-то особые списки вкладчиков. Там такие фамилии, старичок, – за голову схватишься.

– Ну и что? Мою фамилию в эти списки тоже внесли, но это вовсе не значит, что я вкладывал бабки и покупал недвижимость за границей.

Кныш поморщился и искоса глянул на меня.

– Да кто ты такой! О тебе сразу забыли, когда целая команда «бугров» всплыла. А вслед за этим – короткое распоряжение из генпрокуратуры: дело Милосердовой закрыть за отсутствием состава преступления, всех подозреваемых из-под стражи освободить. Прислали к нам эту любвеобильную даму в занавеске, которая как будто провела следствие повторно. Так что можешь поблагодарить бога за такое везение.

Я кивнул, сделал шаг в сторону.

– Хорошо, я так и сделаю. Только вот о чем я хочу тебя предупредить. Вы закрыли дело. А я – нет.

– Сумасшедший, – очень спокойно и уверенно ответил Кныш, повернулся ко мне спиной и пошел к себе.

Не успел я пройти и двадцати метров, как меня едва не сбил с ног Леша.

– Кирилл! – закричал он и так крепко стиснул в объятиях, что у меня свело дыхание. – Тебя выпустили? Дал подписку о невыезде? Я же предупреждал тебя, чтобы ты ничего не рассказывал своему менту!

Я брел по улице словно в тумане, думая над тем, что мне говорили следователь и Кныш, и не сразу воспринял Лешу вместе с его эмоциональным порывом.

– Да-да, – кивал я. – Все в порядке. Меня отпустили. Теперь домой. Да здравствует свобода! Откуда ты узнал, что меня взяли?

Я совсем забыл, что сам просил Анну сказать об этом Леше. Мне надо было сообщить ему еще очень много, так много, что я не знал, с чего начать. В голову не пришло более оригинальной идеи, чем свернуть в ближайший магазин, взять бутылку массандровского хереса и спуститься в открытое кафе при ресторане «Парус», куда мы с Лешей поставляли крабов.

– Мне кажется, что это было несколько лет назад, – сказал Леша, откинувшись на спинку стула и глядя на море.

– Что – это? – спросил я, разливая вино по стаканам.

– Подводная охота, наши с тобой вечерние встречи в этом месте и традиционные двести граммов. – Он вздохнул. – Надо же, как жизнь круто повернулась!

Я посмотрел на него. Человек искренне тосковал по недавнему времени, когда со мной были связаны лишь самые приятные впечатления. Теперь вместе со мной на него навалились мрачные и опасные дела, и отпускная эйфория сразу кончилась. Я был уверен, что он немного жалел о том, что связался со мной. «Сейчас я тебе еще про деда расскажу, – подумал я злорадно, вспомнив, как Леша обнимал Анну, – и у тебя сразу пропадет охота крутить любовь с моей подругой».

Мы соединили стаканы. Я пожелал Леше вернуться домой после отдыха в наших краях с крепкими нервами, а он мне – вечной свободы и любви. Через несколько минут, когда я рассказал ему про убийство Караева и чудесное прекращение уголовного дела за отсутствием состава преступления, он уже не думал о любви и судорожным движением наливал себе второй стакан, и горлышко бутылки позвякивало о край стакана.

– Кирилл, – изменившимся голосом сказал он, вытерев следы вина с губ, – тут идет игра по-крупному. Я даже предположить такого не мог. Даже подумать… Коррумпированные слуги народа сделали ход конем! И нашим, и вашим. Состав преступления отсутствует! Превосходно! Замечательно!