Р5, в свое время работавший в московской резидентуре, объяснил, что такому новичку в разведке, каким был я, не стоило даже пытаться применять методы обнаружения слежки в российской столице. "Их служба наружного наблюдения действительно работает очень хорошо, – говорил он. – Даже разведчикам с большим опытом обнаружения "хвостов" в Москве приходится тяжело. Обычно требуется месяцев шесть, чтобы вновь прибывший наш сотрудник научился четко их вычислять. Тебе нет смысла даже пробовать". Тем не менее по дороге от "Метрополя" до станции метро я не удержался от того, чтобы не использовать все попадавшиеся мне естественные ловушки для соглядатаев, вроде лестниц, где со следующего пролета хорошо виден предыдущий, подземные переходы под улицами с оживленным движением, крупный универсальный магазин. Никаких очевидных признаков слежки за собой я не заметил.

Поездка в Зеленоград – пригород Москвы, где располагалась российская версия Силиконовой долины, была делом долгим, утомительным и сложным. Немногие из жителей этого городка ведали, что своим появлением он был обязан двум эксцентричным перебежчикам из США, помогавшим в годы Второй мировой войны советскому шпиону Джулиусу Розенбергу, потом укрывшимся в СССР и ненадолго возглавившим советскую микроэлектронику. Теперь в Зеленограде царило запустение. Брошенная недостроенной высотка на центральной площади возвышалась над статуей Ленина символом горькой судьбы, постигшей прежнюю гордость российской науки и техники.

Р5 приказал мне пользоваться только обычным городским транспортом, поскольку риск, что водитель предоставленного "Метрополем" такси доложит куда следует об иностранце, совершившем поездку по необычному маршруту, был слишком велик. Одряхлевшая, но удобная система Московского метрополитена позволяла мне проделать только часть маршрута; далее мне предстояло продолжить путь автобусами. Симаков дал на этот счет четкие указания. Сначала до метро "Речной вокзал" – конечной остановки на зеленой линии, затем автобусом номер 400 до Зеленограда, где нужно было пересесть на местный автобус. Однако этой информации было уже больше года, а московская резидентура не в состоянии была перепроверить ее, поскольку подозрения могла вызвать поездка в Зеленоград любого из ее сотрудников, даже одного из секретарей, наружное наблюдение за которыми не было постоянным. Оставалось только надеяться, что маршруты за это время не изменились, а если даже изменились, у меня всегда оставалась возможность сориентироваться, читая написанные кириллицей указатели направлений, расположенные над лобовым стеклом автобусов.

В три часа дня автобус подвез меня к небольшому, запущенному скверу рядом с домом, где прежде жил SOU. Он считал, что выйти из автобуса лучше всего здесь. Этот жилой квартал выглядел безлюдным и наводил тоску, которая еще более усугублялась пасмурным небом над головой. Повсюду стояли серые, уродливые, почти не отличимые друг от друга многоквартирные дома, которые преобладали по всей Москве. Больше всего поражало отсутствие ярких красок. Трава пожухла, деревья стояли голыми, и даже несколько припаркованных в округе "Жигулей" имели тусклую серую или коричневую окраску. Одна из машин была без колес и стояла на подложенных под нее кирпичах. "Уж не Симакова ли это старый лимузин?" – промелькнула у меня мысль. За исключением пары малышей, раскачивавшихся на единственных исправных качелях в сквере, вокруг никого не было видно. Я определил свое местонахождение, припомнив детали нарисованного SOU плана. В точном соответствии с ним я увидел поодаль, на противоположной стороне широкой проезжей части, угол темно-зеленого дома, который выглядывал из-за другого, точно такого же. Я пересек улицу по пешеходному переходу, имея последнюю возможность проверить, нет ли за мной слежки.

Домофон при входе в подъезд оказался сломанным, и потому отпала нужда воспользоваться комбинацией цифр, которую я заучил наизусть еще в Лондоне. В замусоренном подъезде воняло мочой и блевотиной, стены были испещрены надписями. Я без особой надежды потыкал в кнопку вызова лифта. Симаков говорил, что лифт в его доме не работал годами. Вот и сейчас он не подавал никаких признаков жизни, и мне пришлось начать малоприятное восхождение на восьмой этаж, думая про себя, что теперь стало понятно, почему пожилая теща Симакова едва ли вообще выходит из дома.

Я слегка постучал в ободранную металлическую дверь квартиры номер 82а, но ответа не последовало. Я постучал еще, чуть посильнее, но за дверью по-прежнему царило молчание. Обеспокоенный, что мой визит совпал с одним из тех редких случаев, когда теща Симакова куда-то уезжала, я забарабанил со всей силы. Наконец, я услышал нервный женский голос:

– Кто там?

В ответ я выдал тщательно заученную и отрепетированную тираду по-русски:

– Меня зовут Алекс. Я английский друг вашей дочери и ее мужа. У меня для вас письмо.

Она произнесла фразу, которую мой скудный запас русских слов не позволил понять даже приблизительно, и я лишь снова повторил заученное. В двери отсутствовала прорезь для корреспонденции, куда я мог бы опустить письмо Симакова, и потому у меня просто не было другого выхода, кроме как завоевать ее доверие и сделать так, чтобы она открыла дверь. После того как я повторил свой текст трижды, опасаясь, как бы не привлечь чрезмерного любопытства соседей, внутри лязгнул тяжелый засов, и дверь, удерживаемая цепочкой, приоткрылась на несколько сантиметров. Я просунул письмо в щель и успел только заметить, как его взяла морщинистая рука. Дверь снова закрыли и бесстрастно заперли на засов.

Я подождал минут пять, глядя вниз на улицу сквозь узкое грязное оконце рядом с мусоропроводом, и постучал снова. На этот раз дверь тут же распахнулась, и крошечная старая леди пригласила меня войти в тускло освещенную квартиру, беззубо улыбаясь мне и жестом указывая, что я могу сесть на диван. Это был единственный более или менее приличный предмет меблировки в чистенькой, но плоховато обставленной комнате. Старушка пробормотала что-то, воспринятое мною как формула гостеприимства. Поэтому я энергично закивал в ответ, и она тут же пропала на кухне. Симаков рассказывал мне, что по российским стандартам его теща считалась достаточно обеспеченной женщиной, но, осмотревшись в этой малогабаритной квартирке, я стал понимать, почему он и его семья предпочли отсюда сбежать. Как и обещал Симаков, в одном из углов комнаты стояла корзинка для шитья, в которой, если он прав, все еще должны были лежать две синие ученические тетради.