— Однобокости в развитии отраслей промышленности в стране не замечается, хотя в определенной степени Канада — сырьевой придаток США и находится в дискриминационном положении в отношении заработной платы, которая значительно ниже, чем в США…

— Зарплата и вербовочный контингент? — как бы сам себе задал вопрос начальник.

Уж не знаю, что случилось, но мрачность его вдруг исчезла, и он приветливо сообщил мне:

— Вернетесь в Москву, и чтобы через пару месяцев быть в Канаде снова…

Это окрыляло: речь шла о работе в течение трех-четырех лет. И я стал готовиться к оперативным делам с позиции Оттавы. Там находилась моя будущая «крыша»: для советской стороны — торгпредство, а для канадской — коммерческое бюро при Посольстве СССР в Канаде.

Моим активом из полезных оперативных контактов были «Бимс», «Важан», «Турок». И — «Дрозд» — так в оперативной переписке был закодирован Джеффри.

Но остались еще контакты так называемого влияния, то есть канадские и американские бизнесмены высокого ранга. Я получил визитные карточки от крупных руководителей концернов «Дюпон», «Шелл», «Юнион карбайд», канадских национальных «Стелко», «Алкан» и «Петроканада», глав отраслевых ассоциаций — металлургической, нефтяной, химической и алюминиевой.

Эти люди посещали «Экспо», причем часто с семьями. Я договорился с одним из моих «помощников» — «Спецом», крупным советским специалистом в области нефти, чтобы он показывал павильон женам и родственникам крупных бизнесменов, а я брал на себя самих деловых людей.

«Спец» знал английский язык, работал в США, был умен, элегантен и галантен с женами высокопоставленных бонз делового мира. Все они признавали в нем блестящего гида и джентльмена.

Мои задачи были скромнее: по-деловому показать и рассказать занятым людям то, что им было особенно нужно в нашем павильоне. Некоторые из них прислали мне благодарственные письма, рукописно исполненные ими лично. Это считалось знаком высокого уважения к адресату.

Полученные таким образом визитки и письма сослужили мне в дальнейшем добрую службу. Их показ в отделениях компаний, фирм и организаций, расположенных в Монреале или Оттаве, имел магическое значение. Ведь в конце благодарственного письма имелась фраза: «…в случае необходимости обращайтесь ко мне», а иногда и добавление: «…или в наше отделение в Канаде».

Неприятный осадок оставили мои отношения с коллегой по резидентуре на «Экспо» Александром Ивановичем, который специализировался на вопросах контрразведки.

В конце июня он посетовал мне, что не может найти подхода к шефу полиции Монреаля. Речь шла об обеспечении безопасности павильона, который уже не раз пытались поджечь или подложить под него бомбу. Это действовали экстремистские силы антисоветски настроенных украинских и других общин Канады, да и Америки тоже.

Поджоги удавались. Сгорели картины, книги, национальные костюмы. У молодой женщины обгорели руки и лицо: при пожаре она спасала реквизиты со стенда. Канадские газеты возмущались варварскими методами антисоветчиков, но были не в силах противостоять им. Нужна была «жесткая рука» спецслужб, полиции.

Я предложил Александру Ивановичу использовать «Спеца». Вскоре нас вызвал руководитель резидентуры, и мы обсудили план установления контакта с шефом полиции Монреаля. Он предусматривал использования регулярных визитов жены шефа в советский павильон с ее знакомыми и родственниками, чиновниками полиции и их женами, представителями администрации города.

Неделю «Спец» был гидом этих групп и уже в ближайшую субботу получил от жены шефа полиции приглашение посетить их загородный дом. Приглашение было с благодарностью принято. Естественно, «Спец» оговорил право быть на вечернем рауте не одному. Вторым человеком оказался Александр Иванович. С этого момента наш павильон оказался под пристальным вниманием двух профессионалов: контрразведчика от советской стороны и шефа полиции — с канадской. Но если полицейский действовал официально, то Александр Иванович свою принадлежность к КГБ не афишировал. Дело спорилось — безопасность обеспечивалась.

Для Александра Ивановича я стал, кажется, самым приятным человеком. Он предложил мне поощрить «Спеца» деньгами, пообещав выдать ему за полезную работу 200 долларов. Перед закрытием павильона Александр Иванович сам сказал об этом «Спецу». Естественно, тот, готовясь к отъезду, рассчитывал на эту сумму. По тем временам она была значительной.

Через несколько месяцев, уже в Москве, я узнал, что обещанная сумма «Спецу» вручена не была. Александр Иванович приехал с последней группой. Я встретил его в коридоре штаб-квартиры на Дзержинке и увидел, что от былой радости при общении не осталось и следа. Он был сух, официален, как-то по-мелкому суетлив. Это меня насторожило. Через контрразведчиков я узнал, что Александр Иванович в отчете о работе по обеспечению безопасности павильона все заслуги по выходу на шефа полиции и дальнейшей работе с ним приписал лично себе.

Ну, что обо мне не сказал ни слова — Бог с ним: это моя работа. А вот умаление заслуг «Спеца»… Я обиделся. И даже не за него, а за службу, которая в лице Александра Ивановича выставила себя «трепачом» перед моим «помощником».

Я подготовил рапорт на денежное поощрение «Спеца» за работу по линии «X». По правилам рапорт должен быть завизирован у руководства управления КР. Таким образом, начальство Александра Ивановича узнало о причастности «Спеца» к делам в павильоне, и он был поощрен.