Кроме того, ни в одном из летописных списков Малк не назван "Малом". Если сравнить древнеславянское написание этих имен – "Малъ" и "Малькъ" или "Малко", становится очевидной невозможность объяснения разницы в написании в две буквы столь короткого слова ошибкой летописца. (Кстати, во времена Прозоровского и Срезневского было известно имя крупного еврейского предпринимателя Самуила Малкиеля. ("Малкиель" с древнееврейского может переводиться как "Ангел Божий".) Защитником теории происхождения Владимира от древлянского князя Мала стал А.

Членов. В работе "На родине Добрыни Никитича", опубликованной в журнале "Дружба народов", он воскресил идею Прозоровского17. Основная идея Членова состоит в том, что Рюриковичи – не полянская династия, а пришлая (т. е. норманские узурпаторы), а защитником правого дела Руси были древляне во главе с князем Малом, давшим по линии своей дочери новую династию. Членов прибегает к анализу былин и в целом совершенно справедливо указывает на генетическую связь Добрыни с Добрыней Никитичем. Но свободная манипуляция с текстом летописи вряд ли способствовала утверждению невозможного. Мал был убит Ольгой, и вряд ли она оставила в живых хоть одного члена его семьи (это было не в обычаях того времени).

В итоге Членов должен вернуться к почти единственному источнику – летописному своду, и он делает единственно возможное – дезавуирует его: «…русская история в династических целях подверглась в летописи сознательной фальсификации в проваряжском духе. А в "анти" каком? В антидревлянском? Безусловно. В антивсеславском? Так же несомненно. В антинародном? И это определение (как еще немало других) будет в большой мере верным. Но главной доминантой фальсификации было, увы, то, что летописная версия – "антирусская"»18. Утверждения Членова, попросту говоря, не выдерживают критики (например – понятие "антинародность"). Но возвращаемся к матери Владимира.

Должность, которую занимала Малуша при княгине Ольге, – ключница (а по одному из летописных списков – милостивица), вне всякого сомнения требовала грамотности, а в те времена грамотная славянская женщина была редкостью, да и то среди представительниц самых высоких сословий (что навряд ли могло соответствовать тем обязанностям, которые исполняла при великокняжеском дворе Малуша), но среди евреев даже в ту пору умение читать и считать не было диковинкой. По Далю: "ключник м., -ница ж., кто ходит в ключах, служитель, заведующий съестными припасами в доме, погребом, а иногда и питьями"19. И.И. Срезневский полагает, что упоминание Малуши в одном из списков как "милостивицы" свидетельствует, быть может, о том, что она ведала распределением милостыни от имени княгини. Как бы то ни было, круг обязанностей Малуши при дворе великой княгини требовал в первую очередь грамотности, что указывало на полученное в детстве образование, а также доверия Ольги, на что вряд ли могла рассчитывать дочь убитого княгиней злейшего врага.

Здесь любопытно остановиться на проблеме литературного воплощения эпохи крещения Руси. Скудость исторических материалов оставляет много места чисто авторскому воображению. Поначалу эти события в русской литературе представали как бы в сказочно-фольклорном виде. В 1705 г. учениками Феофана Прокоповича была разыграна его трагикомедия "Владимир", где рассказывается о выборе Владимиром религии. Киев воспевается как Божий град: "…Не инно Чудо о твоей славе вижду, граде Божий!". В научной литературе это место трагикомедии сопоставлялось с его "Словом в день святого равноапостольнаго князя Владимира", где Киев назван "вторым Иерусалимом", а князь Владимир – "основателем духовного в земле нашей Сиона"20.

А.С. Пушкин вывел в "Руслане и Людмиле" среди прочих героев и хазарского богатыря Ратмира, никоим образом не указав на его религиозную принадлежность.

Современник Пушкина Александр Вельтман в романах "Святославич, вражий питомец.

Диво времен Красного Солнца Владимира" и "Райна, королева Болгарская", уделяя немало внимания хазарам и весьма подробно останавливаясь на происхождении Владимира, также не упоминает его возможных хазарских предков. Подход Вельтмана к этим проблемам полностью соответствует состоянию исторических знаний того времени, что явствует из сопровождающего романы авторского комментария21.

Наиболее близко к пониманию исторических процессов, происходивших в Древней Руси, подошел Велимир Хлебников. Из его ранней поэмы "Внучка Малуши" (написанной, по-видимому, около 1907 г., но опубликованной в 1913 г.) следует, что истоки русской государственности поэт видит в сочетании трех сил – язычества, хазарского иудаизма и христианства. Более того, не исключено, что Хлебников предполагал возможность еврейского происхождения Малуши, поскольку один из героев поэмы, хазарский каган (или, по Хлебникову, "хан"), "жид Хаим", тесно связанный по сюжету с внучкой "рабыни" Малуши, чудесным образом превращается из старика в молодого еврея: …в синей косоворотке, С смеющейся бородкой, Стоял еврейчик. Широкий пояс.

Он говорил о чем-то оживленно, беспокоясь, И рукоплескания стяжав, Желания благие поведав соседственных держав … летит, сидя на хребте рыси, внучка Малуши, мать Владимира, Старинных не стирая черт… 22 Но вернемся к истории. Приход Владимира на княжение в Киеве был, несомненно, ярким примером искусной дипломатии, мастерства обходного маневра, которым впоследствии Владимир воспользовался еще раз, ибо, взойдя на великокняжеский престол, он провозгласил себя поначалу твердым приверженцем язычества, и лишь укрепившись в Киеве, радикально изменил идеологическую ориентацию своего правления. Политический талант Владимира – "сына рабыни, находившейся в немилости (вернее сказать, впавшей в немилость. – С. Д.) у великой княгини Ольги", признается современным историком О.М. Раповым23. Более того, следует указать, что ставший краеугольным камнем клерикальной пропаганды летописный рассказ о принятии князем Владимиром христианства в его православном варианте, по вполне обоснованному мнению ученых, является не только более поздней вставкой24, но, как было указано выше, вполне вероятно, родился под влиянием более ранней еврейско-хазарской легенды о принятии иудаизма хазарским каганом25. Нельзя не отметить важнейшую роль в утверждении Владимира на киевском великокняжеском престоле, равно как и в принятии Русью христианства, его дяди Добрыни Малковича, которого былинно-фольклорная традиция увековечила под прославленным именем Добрыни Никитича.