Отношение к женщине было предвзятым, во многом продиктованным религиозной установкой о том, что именно женщина стала причиной грехопадения человека. Врач и философ Марен Кюро де ла Шамбр (1594-1669), занимавшийся и оккультными науками, считал, что женский темперамент подвластен влиянию холода и сырости. «Будучи холодна, она слаба и, следовательно, робка, малодушна, подозрительна, недоверчива, хитра, скрытна, льстива, лжива, обидчива, мстительна и жестока в своей мести, несправедлива, скупа, неблагодарна, мнительна. Сырость же порождает то, что она переменчива, легкомысленна, неверна, нетерпелива, легковерна, жалостлива и болтлива».

Воспитание девочек тоже принимало уродливые формы. В XVII-XVIII веках оно, как правило, проходило в монастырях; девочек из древних аристократических родов помещали также в «институты благородных девиц».

Монахини старались привить девочкам прежде всего покорность и смирение, подавить всякого рода инстинкты и личностные особенности. Образован™ им не давали практически никакого, так как опасались, что чтение романов распалит их воображение, изучение наук пробудит любопытство, а занятия искусствами обострят чувственность. Поэтому главное место в воспитании отводили молитвам и катехизису, а обучение сводилось к элементарным навыкам письма и счета, урокам шитья, домоводства (в том числе ведения домашней бухгалтерии), хороших манер. (Надо сказать, что знатные дамы, слишком занятые собой и придворными интригами, совершенно не занимались воспитанием детей: монахиням приходилось объяснять шестнадцатилетним девицам, что не следует говорить с набитым ртом или класть локти на стол за обедом.) В самых аристократических монастырях девочкам преподавали также латынь, поэзию, историю и географию.

Танцы не приветствовались, поскольку при этом девочки должны были бы прикасаться друг к другу, а подобные вещи сурово пресекали. Зато девочки ежедневно пели хором, а самые одаренные учились играть на арфе или органе. Их также учили двигаться «достойно», то есть чинно, не вызывающе, и говорить, не повышая голоса.

В монастыре Пор-Рояля, где принимали за аксиому, что «девушки несут в себе зло», поддерживали чрезвычайно строгую дисциплину: воспитанницам не разрешали обмениваться новостями со стороны, обсуждать монахинь, своих товарок и назначенные им наказания. Они не имели права прикасаться друг к другу, поддерживать близкие отношения, бегать, а уж тем более драться. Гигиеной пренебрегали, чтобы свести к минимуму контакт с собственным телом. Раздеваться перед сном полагалось в полной темноте и очень быстро, в присутствии надзирательниц (впрочем, в спальнях царил такой холод, что это требование было легко исполнить). Всю получаемую воспитанницами почту перлюстрировали. Если какая-нибудь девушка получала слишком много писем, их просто сжигали в ее присутствии, даже не распечатав.

Во всех монастырях дважды в неделю устраивали день покаяния: все воспитанницы проходили чередой перед настоятельницей, и приставленные к ним сестры обличали их в совершенных провинностях. Девушки не имели права возражать или оправдываться, а должны были молча слушать, глядя в пол. Порой об их провинностях сестры узнавали на исповеди. Наказания носили исключительно унизительный характер.

Если к девочкам приходили посетители, одна из сестер подслушивала разговор, чтобы убедиться, что воспитанница не рассказывает ничего лишнего и не ведет себя неприлично, а гость не передает ей никаких записочек. Воспитанницы находились под постоянным надзором, даже в свободное время; игра в карты и кости, разумеется, была под запретом; петь можно было только песни духовного содержания.

Но вот в пансионе при Аббеи-о-Буа устраивали самые различные праздники: по поводу поступления новых воспитанниц или замужества старых. Там случались даже театральные представления и балы (!). В обители Нотр-Дам-де-Сион каждый год в день Святых мучеников сестры и воспитанницы менялись ролями, что сбивало с толку посетителей.

Условия проживания девочек зависели от обеспеченности их родителей: самые бедные спали в дортуарах, те, что побогаче, – в отдельных комнатах с дощатой кроватью, покрытой соломенным матрасом, стулом, столом и полкой для книг; избранные могли снимать за двести ливров в год частные апартаменты и за четыреста ливров в год пользоваться услугами горничной.

Госпожа де Ментенон, происходившая из благородной, но обедневшей семьи, тоже воспитывалась в монастыре, получив там рудиментарное образование, не имевшее почти никакой связи с реальной жизнью. Позже, став воспитательницей внебрачных детей Людовика XIV, а затем его тайной супругой, она решила усовершенствовать систему воспитания девиц из бедных дворянских семей, которых становилось все больше, так как множество дворян из провинции погибали во время войн или разорялись на службе королю.

В 1680 году она отметила двух монахинь – бывшую урсулинку госпожу де Бринон и ее родственницу госпожу де Сен-Пьер, содержавших школу для бедных девушек, которых готовили в прислуги. Она перевела эту школу в Рюэйль, добавив к ученицам-простолюдинкам двадцать девочек из обедневших дворянских семей, получавших образование по другой программе. В 1684 году дворянскую школу перевели, с помощью короля, в замок Нуази; теперь там насчитывалось уже сто восемьдесят учениц. Своим указом король основал учебное заведение для девушек из дворянских родов, предпочтительно дочерей военных, погибших на службе королю, которые воспитывались бы бесплатно и получали образование, соответствующее их полу и рождению. По выходу из этого заведения они должны были «нести во все провинции нашего королевства пример скромности и добродетели». В конечном счете пансион разместился в усадьбе Сен-Сир под Версалем и стал называться Королевским домом Людовика Святого.

Туда принимали девочек в возрасте от семи до двенадцати лет, которых лично отбирал сам король, проконсультировавшись с герольдмейстером и убедившись в том, что по отцовской линии они являются дворянками не менее чем в четвертом поколении. В большинстве своем они были дочерьми, племянницами или сиротами военных из Парижа и его окрестностей, но также и из других французских провинций; в 1750-е годы туда приняли двух девочек из Квебека. «Барышень из Сен-Сира», являвших собой «прекрасный образец красоты в сочетании с невинностью», было двести пятьдесят; за ними присматривали тридцать шесть воспитательниц и двадцать четыре монахини.

Девушки носили коричневые кисейные платья по придворной моде с лентами, цвет которых соответствовал классу: с 7 до 10 лет – красный, с 11 до 14 – зеленый, с 15 до 16 – желтый, с 17 до 20 – синий. На голове у них был белый чепчик. Классные дамы одевались в черное. «Красные» учились читать, писать и считать, получали первые уроки катехизиса, основ религиозной истории и латыни; «зеленые» изучали эти предметы более глубоко, присовокупив к ним историю и географию; «желтые» обучались еще и рисованию, пению, танцам и музыке; «синих» посвящали в геральдику и историю Церкви. Хозяйственные работы были частью обучения: «синие» и «черные» (помощницы воспитательниц) помогали в столовой и лазарете, шили платья и белье для своих товарок и воспитательниц.