Шеррард совершенно утратил контроль над космокаром: обильный пот на лбу свидетельствовал, что он вот-вот утратит контроль и над самим собой. Оставалось последнее средство. Плотно зажмурив глаза, он сжался в комок и стал внушать себе, что снаружи ничего нет, ничего!.. Он настолько сосредоточился на этой мысли, что до его сознания не сразу дошел негромкий стук, вызванный новым столкновением.

Когда Колин Шеррард, наконец, решился открыть глаза, он обнаружил, что космокар уткнулся в каменный горб. Механические руки смягчили толчок — но какой ценой!.. Хотя капсула здесь была фактически невесомой, пятьсот фунтов массы, двигаясь со скоростью около четырех миль в час, развили инерцию, которая оказалась чрезмерной для хрупких конечностей. Одна из них совсем сломалась, вторая безнадежно погнулась.

На мгновение чувство жалости заглушило отчаяние. Он так настроился на успех, когда космокар заскользил над безжизненной поверхностью Икара! А в итоге — полный крах из-за секундной физической слабости. Космос не делает человеку никаких скидок. Кто об этом забывает, тому лучше сидеть дома.

Что ж, догоняя корабль, он выиграл у восхода драгоценное время — минут десять, если не больше. Десять минут… Что они ему принесут: продление мучительной агонии или спасительную отсрочку, которая позволит найти его?

Скоро он узнает ответ.

Кстати, где они? Наверное, розыски уже начались! Шеррард устремил пристальный взгляд на сверкающую звезду корабля, надеясь увидеть на фоне медленно вращающегося небосвода огоньки спешащих ему на выручку космокаров.

Увы, никого…

Значит, надо взвесить свои собственные скромные возможности. Через несколько минут «Прометей» уйдет за край астероида, исчезнут прожекторы, воцарится полный мрак. Ненадолго… Но, может быть, он еще успеет найти укрытие, которое защитит его от наступающего дня? Вот эта глыба, на которую он налетел, не годится?

Что ж, в ее тени и впрямь можно отсидеться до полудня. А там?.. Если солнце пройдет как раз над Шеррардом, его ничто не спасет. Но ведь может оказаться, что он находится на такой широте, где Солнце в это время икарийского года, длящегося четыреста девять дней, не поднимается высоко над горизонтом. Тогда есть надежда выдержать несколько дневных часов. Больше надеяться не на что — конечно, если товарищи не разыщут его до рассвета.

Ушел за край света «Прометей», и тотчас сильнее засверкали звезды. Но всего ярче, такая прекрасная, что при одном взгляде на нее сжималось горло, сияла Земля; вот и Луна рядом. На первой Шеррард родился, на вторую ступал не раз, — доведется ли ему когда-либо еще побывать на них?..

Странно, до этой секунды ему не приходила в голову мысль о жене и детях, обо всем том, чем он дорожил в такой далекой теперь земной жизни. Даже как-то стыдно. Впрочем, чувство вины тотчас прошло. Ведь несмотря на сто миллионов космических миль, разделивших его и семью, узы любви не ослабли — просто они в этот миг играли второстепенную роль. Он превратился в примитивное существо, всецело поглощенное битвой за свою жизнь. Мозг был его единственным оружием в этом поединке, сердце могло только помешать, затемнить рассудок, подорвать решимость.

То, что Шеррард увидел в следующий миг, окончательно вытеснило все мысли о далеком доме. Над горизонтом позади него, словно обволакивая звезды молочным туманом, всплыл конус прозрачного света — глашатай Солнца, его прекрасная жемчужная корона, видимая на Земле лишь во время полных солнечных затмений. Появление короны означало, что совсем близка минута, когда Солнце поразит своим гневом этот маленький мир.

Шеррард не замедлил воспользоваться предупреждением. Теперь он мог довольно точно определить, в какой точке появится Солнце; и астронавт медленно, неуклюже перебирая обломками металлических «рук», отполз туда, где глыба сулила ему лучшую тень. Едва маневр был, завершен, как Солнце зверем набросилось на скалу — все вокруг словно взорвалось светом.

Шеррард поспешил перекрыть смотровое окошко темными фильтрами в несколько слоев, чтобы защитить глаза. За пределами широкой тени, отбрасываемой глыбой на поверхность астероида, будто разверзлась раскаленная топка. Беспощадное сияние высветило все детали пустынного ландшафта. Никаких полутонов — слепящая белизна и кромешный мрак. Ямы и трещины напоминали чернильные лужи, а выступы точно объяло пламя, хотя с начала восхода прошла всего одна минута.

Не удивительно, что палящий зной миллиарды раз повторявшегося лета выжег из скал весь газ до последнего пузырька, превратив Икар в космическую головешку. «Что заставляет человека, — горько спросил себя Шеррард, — ценой таких затрат и риска пересекать межзвездные пучины ради того, чтобы попасть на вращающуюся гору шлака?» Он знал ответ, то самое, что некогда побуждало людей пробиваться к полюсам, штурмовать Эверест, проникать в самые глухие уголки Земли. Трудные испытания мобилизовали тело, смелые открытия радовали душу. Эх, много ли радости в этом сознании теперь, когда он вот-вот будет, точно окорок, поджарен на вращающемся вертеле Икара!..

Лицо ощутило первое дыхание зноя. Глыба, подле которой лежал Колин Шеррард, заслоняла его от прямых солнечных лучей, но прозрачный пластик над головой пропускал тепло, отражаемое скалами. Чем выше Солнце, тем сильнее будет жар… И выходит, у него в запасе меньше времени, чем он думал.

Тупое отчаяние вытеснило страх; Шеррард решил, если хватит сил, держаться, когда солнечный свет падет на него. Как только термоизоляция космокара сдаст в неравном поединке, пробить отверстие в корпусе, выпустить воздух в межзвездный вакуум.