— Этот юноша, — сказал Гур, — уверяет нас, что сегодня ночью, по времени четвертой смены, по вашему времени это вечер, в направлении примерно восемнадцать — сто сорок семь ноль два он увидел нечто напоминающее небесное тело. Звезду. Определить звездную величину он затрудняется, но, судя по его рассказам, она близка к нулевой. Другой наш товарищ — вот он…

— А, Холодовский, — сказал Герн. — Очень рад вас видеть. Что у вас нового?

— Нового у него то, — сказал Гур, — что он сомневается в возможности наблюдения такого тела там, где его никогда не было и, судя по всему, быть не должно. У него — да и у всех нас — есть причины интересоваться этим всерьез. Поэтому, о наш наблюдательный друг, если бы у вас случайно оказались какие-либо данные…

— Как вам нравится, случайно, а? — сказал Герн. — По-вашему, у нас наблюдения производятся случайно? От случая к случаю?

— Тем лучше, — сказал Гур. — Значит, вы наблюдали?

— У нас нет такого количества наблюдателей, чтобы круглые сутки наблюдать за всей сферой, — сказал Герн. — Вот если бы шеф-монтер и все вы тоже…

— Значит, вы не наблюдали, — сказал Гур.

— Мы не наблюдали. Но автоматика наблюдала. И если там что-нибудь произошло, то все это будет на пленке. Анри, дайте мне сегодняшние пленки. Мерси. Ну, вот они. Сейчас посмотрим…

Он растянул пленку в руках, бормоча: «Посмотрим, посмотрим…» Все следили за ним, вытянув шеи, пытаясь заглянуть в медленно проходившие перед глазами Герна кадры. Он отложил пленку, сказал: «Ничего интересного… Сева, внесите коррективы в модель «Леонид», — взял другую пленку. На ней тоже не оказалось ничего интересного — для неспециалистов, как сказал Герн. Он взял третью. Ничего. Четвертую. На седьмой Холодовский махнул рукой, негромко сказал: «Ясно, ничего и не будет. Я в этом не сомневался». Герн услышал его.

— Сомневаться надо, — назидательно сказал он. — Всегда надо. Пусть нет на седьмой — может оказаться на восьмой. А?

Он бегло проглядел восьмую, потом опустил руку и стал глядеть в потолок.

— Нет? — спросил Гур.

— Есть, нет! — рассердился Герн. — Как это у вас все легко!..

Он заправил пленку в проектор. Кадры медленно поплыли по крохотному экрану. Через минуту Герн остановил проектор.

— Анри, вот эти кадры немедленно отпечатать.

Последующий час был до отказа заполнен тишиной. Только напряженное дыхание замерших людей свидетельствовало о том, что обсерватория все еще обитаема, да изредка — краткие возгласы. Потом кто-то пробормотал:

— Он ошибся на ноль пять. У меня величина получается ноль пять. Вы слышали о чем-нибудь подобном?

— Все летит непонятно куда, — откликнулся второй. — Там же не было абсолютно ничего. Только радиообъекты, но не оптические… Люди столетиями…

Он не закончил, но и так всем было ясно, что делали люди столетиями: они заблуждались, если только можно назвать заблуждением незнание каких-то фактов. Они заблуждались и еще будут заблуждаться, ибо ясно — в вечно меняющемся и развивающемся мире и открытые людьми закономерности не остаются неизменными, кроме самых основных, да и они приобретают для людей новый, все более глубокий смысл. Но человечество накапливает знания и делает выводы все быстрее, ибо все больше людей участвует в процессе познания; и еще неизвестно, как далеко и в каких направлениях успели зайти люди других человечеств. Но в конце концов и это станет известно.

Размышления текли все дальше и дальше и зашли бы очень далеко, если бы не Гур.

— Великий пир астрономии, — негромко произнес Гур, — где нам досталась всего лишь скромная роль кулинаров. Что же, столы накрыты, и не скоро теперь сии мужи почувствуют сладостное ощущение сытости. Пойдемте и мы, ибо наша работа не кончена, о друзья мои, и мы узнали главное: такое тело было, наш друг Кедрин и на сей раз не галлюцинировал. А как это связано с запахом — этого нам, увы, не скажут астрономы и даже сам Герн…

— А? — сказал Герн. — Нет, конечно, не скажу.

— Но хотя бы о природе явления. Что это? — спросил Холодовский.

— Вы думаете, на нем написано? Нет, я не могу ответить сразу. И никто не может.

— Идем, — сказал Холодовский.

— Побудем еще: здесь интересно, — сказал Дуглас.

— Нет, — сказал Гур. — Нет времени. Кедрин, пошли. Нам предстоит обдумать еще многое.

Они выбрались из обсерватории, и вряд ли их исчезновение заметил хоть один из ее обитателей. Они прошли переходный рукав, миновали негромко рокочущее соединительное кольцо и, войдя в пределы спутника, с удовольствием ощутили уверенную тяжесть.

— Ко мне, — сказал Дуглас. — Время свободного полета. И сегодня мы должны что-то привезти из этого полета.

— Что ж, — сказал Гур, — пусть к тебе, мой парящий друг. Как знать, может быть, мы что-нибудь и привезем.

В каюте Дугласа они расселись, и Холодовский сказал:

— До первой идеи. Додумывать я пойду в док. Ну, Кедрин, я был не прав. Приношу извинения. Полетели. Гур, возглавь.

— Так, — сказал Гур, и его правая рука мерно задвигалась, словно отбивая такт словам и мыслям. — Летим вот в каком направлении: раз была звезда — значит был и запах.