Шрифт:
Именно этого Лука и боялся. А она сейчас объявляла ему это тем же мелодраматическим тоном, каким незадолго до того умоляла его увести ее и немедленно сделать своей женой. У Луки стало темно в глазах от ярости, ему показалось, что вся кровь бросилась ему в затылок и в лицо. Но еще раз, вспомнив, с кем он имеет дело и где находится, он удержал ругательства, которые готовы были сорваться у него с языка, и, схватив Марту за руку, спросил:
— Ты сказала, что наш брак — это было бы слишком хорошо?
— Да, слишком хорошо, Лука, — ответила она, испуганная дрожью в его голосе, — и поэтому невозможно.
— И поэтому возможно! — возразил Лука. — Что слишком хорошо, то и следует делать! А не то, что слишком мерзко — вроде связи с Боссо! Сейчас же отправляйся в свою комнату и надень плащ и шляпу.
Она смотрела на него испуганно.
— Ты с ума сошел, Лука, это невозможно… — начала было она.
— Нет ничего невозможного! — холодным, дрожащим голосом сказал Лука. Все возможно… Даже чтобы я прикончил твоего Боссо.
— Но, Лука… — протестовала она, глядя на него в ужасе.
Однако юноша, крепко держа Марту за руку, увлекал ее за собою к спальне. Не обращая внимания на приглушенные протесты, он втолкнул ее в темную комнату и, прежде чем зажечь свет, обнял ее и прижал к груди. Сперва она старалась оттолкнуть его, отворачивала лицо, повторяя:
— Нет, Лука, нет…
Потом вдруг перестала сопротивляться и сама обняла его. Их поцелуй был долгим. Луке казалось, что он вложил в этот поцелуй всю боль, все желание, накопившееся в нем за два тоскливых года. Потом, не отрываясь от ее губ, он протянул руку и зажег люстру на потолке. Их губы на мгновение разлучились, они взглянули друг на друга, и глаза их были полны изумления и любви.
— А теперь, — сказал Лука, — одевайся! Побыстрее… Пока Боссо и Нора не заметили.
Теперь, казалось, и Марта была захвачена его неистовством, она торопливо надела плащ, торопливо нахлобучила шляпу и пошла к зеркальному шкафу поправить ее. Но в это мгновение внезапная мысль остановила ее, она застыла, уставившись на собственное отражение.
— Лука… — произнесла она.
— Ну, что еще? — спросил Лука. Стоя посреди комнаты, он намоченным слюною платком стирал с губ помаду, которой Марта испачкала его, целуя. Что с тобой?
— Лука, как я не подумала об этом раньше? Ребенок… — сказала она сокрушенно. — Ах, я знала, что это невозможно! — С этими словами она собиралась уже снять шляпу.
Но Лука немедля подлетел к ней.
— Ребенка возьмем с собой, — сказал он, крепко обнимая ее за талию. Хватит места на всех. У меня большая квартира… Сейчас же идем за ним!
Они поглядели друг на друга.
— Нет, это невозможно, — принялась стонать Марта. — Невозможно вынести ребенка. На улице холодно… Ах, я знала, что это только прекрасные мечты и больше ничего!
— Прежде всего, — сказал Лука, держа ее за талию и уверенно улыбаясь, прежде всего, на дворе не холодно, сейчас лето… Потом мы укутаем его в одеяло… К тому же внизу стоит машина, так что на него не попадет ни капли дождя. А сейчас идем!
Так, успокаивая Марту разговорами, он вытолкнул ее из комнаты и повлек через коридор в детскую. Из гостиной доносилась музыка, играла радиола наверно, Нора делала новую попытку исполнить свой танец, а Боссо, погрузившись в кресло, отечески разглядывал полные мускулистые ноги Мартиной сестры. Продолжая подталкивать и успокаивать Марту, которая тихо протестовала, Лука вошел вместе с ней в детскую. Включив свет, они подошли к кроватке. Ребенок спал, склонив головку набок и положив поверх одеяла сжатые кулачки. Беспокоясь, как бы не задержаться, Лука собирался уже взять его.
— Нет, пусти, я сама, — прошептала Марта, и эта готовность, эта торопливость, обличавшая в ней его сообщницу, тронула юношу, была ему еще дороже, чем поцелуй, которым она ответила ему в темноте спальни. Осторожными материнскими движениями, обеими руками обхватив маленькое тельце, она вынула спящего ребенка из кроватки, завернула его в одеяло, потом еще в одно и, подталкиваемая Лукой, который все время торопил ее, вышла из комнаты, сжимая в руках драгоценный сверток.
Но когда они были уже в коридоре и Лука отпер наружную дверь, почти в ту же минуту распахнулась дверь напротив — она вела в гостиную — и на пороге показались Боссо и Нора. Ее белокурые локоны были встрепаны, бретелька платья соскользнула с плеча, одной рукой она лениво опиралась на своего спутника. Даже если бы они обнаружили в коридоре не Марту и Луку, но двух совершенно незнакомых людей, и тогда бы они оба не были так ошеломлены. Одну секунду те двое, что несли ребенка, и те, что пили и танцевали, глядели друг на друга, потом Нора порывисто и неловко бросилась к сестре.
— Марта, ты с ума сошла, с ума сошла, с ума сошла! Тебя связать надо! Что ты делаешь? — кричала она.
Боссо тоже подошел ближе и заявил властно:
— Тихо! Ни с места! Вы, Марта, доставите мне удовольствие, если сейчас же вернетесь и положите ребенка в колыбель. Или, может быть, вам хочется, чтобы с ним что-нибудь стряслось? А вы, сеньор Себастьяни…
Луке показалось, что больше незачем сдерживать давно накипевшее желание пустить в ход силу, что пора дать ему выход.
— Пошли, — процедил он сквозь зубы, становясь между Мартой и Норой с Боссо. — Можете развлекаться, вы, здоровые люди и оптимисты… Но предупреждаю, если вы захотите помешать нам уйти, — вы пожалеете.