– Действительно, так удобнее, – согласился Браз, снова присел у дверной ручки, прицелился к ней шнурком и вдруг отпрянул: – Тьфу! Что это я делаю? Это же вам пакет! Зачем я его привязываю, если вы – вот, стоите передо мной?

– Не знаю, – ответил я и пожал плечами.

– Держите! – недовольно буркнул Браз, чувствуя, что попал в смешное положение, кинул пакет мне в руки и пошел к себе.

– Откуда это? – спросил я его вдогон, рассматривая отпечатанный уже знакомым мне шрифтом адрес гостиницы. – Мальчик принес?

– Да, мальчик! – не оборачиваясь, ответил Браз.

– Какие, однако, мальчики сознательные пошли! – заметил я, покачивая головой. – Все носят и носят и денег не просят.

Режиссер никак не отреагировал на эту реплику, зашел к себе и хлопнул дверью.

Я хотел продемонстрировать самому себе выдержку, спокойно принять душ, выпить кофе, а потом уже вскрыть пакет, но не справился с соблазном и надорвал бумагу, едва зайдя в кабинет. Под ноги упала аудиокассета. Я прошуршал пальцами в пакете и выудил крохотный листок, размером с визитку (экономный, черт!).

«Дорогой друг! Высылаю тебе хит сезона. Извини, что качество не очень. Надеюсь, ты уже подготовил свои предложения относительно покупки колпака? Готовься, скоро дам о себе знать. Целую – твой N».

Это было уже совсем не страшно. Даже смешно. Человек с юмором, не бог весть с каким, но с юмором. Пишет мне письма, надеется продать колпак. Надеется, что я пошлю ему ответное письмо: «Дорогой N! Готов купить у тебя колпак за пятьсот тысяч долларов».

Улыбаясь, я поднял кассету, зашел в спальню, прикрыл за собой дверь, воткнул кассету в магнитофон и, раздеваясь перед душевой кабиной, стал слушать шумы, звук шагов, которым вторило эхо, скрип двери, пытаясь угадать, где это было записано. В коридоре гостиницы? Нет, там без эха. В машине? Ни-ни! Во дворе? М-м-м, вряд ли…

Я хлопнул себя по лбу и пустил на голову холодную воду. В музее, черт возьми! В музее!

«Только Кирилл Вацура умеет взять за горло так, что это будет приятно! – раздался голос Лебединской. Затем – шумы, треск. И снова она: – За тобой глаз да глаз нужен! Но ты прав, конечно. Я не собираюсь читать тебе мораль, позволь мне самой распоряжаться золотом».

Ловко! – оценил я. Этот N – изобретательный тип. Вырезал отдельные фразы и слова и слепил из них диалог.

«Я же вас предупреждал! – Это уже я. – Значит, вы меня не послушались? Вы выставили подлинники всем напоказ? Но вы же сами пообещали мне, что закажете латунные копии, а золотые монеты дадите мне!»

Фуфло! Не очень качественно прирастил «дадите мне», чувствуется другой тон. И стилистическая ошибка заметна, как ослиные уши в терновнике. Надо было сказать «отдадите». А что же я говорил на самом деле? Кажется, что-то вроде: «а золотые монеты спрячете».

«Я обещала? – Лебединская. – Тебе, наверное, это приснилось. Я не могла обещать такого! Цинизм!»

«Неужели вы не понимаете, что я могу пойти на все! Вы знаете мою фамилию!»

Я качал головой, намыливая ее шампунем. Дешевая подделка, рассчитанная на лоха, который от страха сразу наложит в штаны. Компьютерная экспертиза легко найдет все «склейки» на этом хите.

«Знаю я, где ты живешь!» – Лебединская вроде как угрожает мне.

«Мне проще самому сгрести золотые монеты, а вас зарыть в землю…» И дальше шум, треск и звук шагов.

Ух ты, какой финал! Ну, теперь меня приперли к стене! Все сходится: сначала угрожал Лебединской, потом наехал на нее в самом прямом смысле и в конце концов украл из музея вожделенные золотые монеты.

Я смыл пену, выключил воду и, накинув на себя халат, подошел к магнитофону, вытащил кассету и двумя пальцами переломил ее надвое. Затем намотал пленку на ладонь, сделал из нее клубок и, кинув в пепельницу, чиркнул зажигалкой.

Чтобы действовать наверняка, думал я, глядя на огонь, в котором червями извивалась пленка, надо выяснить, кто угнал «шестерку» из «Автосала». Если N, чтобы запугать меня еще больше, то это очень хорошо. Если ГАИ – это очень плохо. Но если это сделала ГАИ, то уже вчера вечером инспектора наехали бы на Виктора, а ночью – на меня и Ингу. Однако уже десять утра, а солнце по-прежнему светит мне через раскрытое настежь окно, а не через решетку. Значит…

Мои мысли оборвало бульканье телефонного аппарата. Я взял трубку и услышал незнакомый голос:

– Это Вацура Кирилл Андреевич?

А вот и он, мой дорогой N, подумал я, но ошибся.

– Вам звонит дежурный по третьему отделению милиции капитан Немчук. Мы не стали высылать вам повестку, все это очень долго и ненадежно, проще по телефону. Дело вот в чем: вы должны прийти сегодня к двенадцати часам в двадцать второй кабинет к следователю Маркову. Запомнили?

– Да, – ответил я никаким голосом и опустил трубку в гнездо.

Оптимист! – подумал я о себе со злой иронией. Впрочем, в этом есть положительная сторона. Как утверждал поэт Эмерсон, мерой психического здоровья служит склонность во всем видеть хорошее. Значит, от сумасшествия я еще далек.