— Нет, — смеясь сказала Хироко. — Но ты хорошо передразнил меня. Отвечая на твой вопрос, я проявила неучтивость. Я лепо заглажу вину.

Тревиц повернулся к Пелорату.

— Лепо?

— Охотно, — негромко перевел Пелорат.

— Мисс Хироко, — сказал Тревиц, — я не почувствовал неучтивости, и если вам хочется, я с радостью поговорю с вами.

— Любезные слова. Благодарю тебя, — сказала Хироко, вставая.

Тревиц тоже поднялся.

— Блисс, — сказал он, — проследите, чтобы Янов был в безопасности.

— Предоставьте это мне, — ответила Блисс. — Что касается вас, то у вас есть ваши… — она кивнула на кобуры.

— Не думаю, что они мне понадобятся, — смущенно сказал Тревиц.

Они с Хироко вышли из столовой. Солнце поднялось выше, стало теплее. Как всегда, ощущался запах чужой планеты. Тревиц вспомнил, что на Компореллоне запах был очень слабый, на Авроре затхлый, а на Солярии очень приятный. (На Мельпомении они могли ощутить только запах своего тела в скафандрах). И везде через несколько часов они переставали замечать запах.

Здесь, на Альфе, под теплом солнца поднимался приятный травяной дух. И Тревиц с огорчением подумал, что скоро перестанет его замечать.

Они подошли к небольшому домику, построенному из плит розовой сухой штукатурки.

— Вот мой дом, — сказала Хироко. — Раньше он принадлежал младшей сестре моей матери.

Она вошла и жестом пригласила войти Тревица. Входя, Тревиц заметил, что дверной проем открыт и двери нет.

— Что вы делаете, когда идет дождь? — спросил Тревиц.

— Мы готовимся. Дождь произойдет через два дня и продолжится в течение трех часов на рассвете, когда прохладнее всего и он лучше всего увлажнит почву. Мне только нужно задернуть вот этот тяжелый, водоотталкивающий занавес в дверном проеме.

С этими словами она задернула занавес из жесткой, похожей на парусину ткани.

— Я оставлю его задернутым, — продолжила Хироко, — тогда все поймут, что я дома, но недоступна, потому что занята важными делами или сплю.

— По-моему, этот занавес не очень-то охраняет уединение.

— Как это? Ты же видишь, вход закрыт.

— Но кто угодно может открыть его.

— Против желания хозяина? — Хироко была шокирована. Неужели такие вещи делают на твоей планете? Это настоящее варварство.

Тревиц улыбнулся.

— Я только спросил.

В домике было две комнаты, Хироко провела Тревица во вторую и пригласила сесть на мягкий стул. Из-за пустоты и малого размера комнаток Тревиц почувствовал что-то вроде клаустрофобии. Но дом казался спроектированным для чего-то большего, чем просто уединение и отдых. Маленькие оконные проемы располагались близко к потолку, а стены под ними опоясывала полоска зеркал, отражавших рассеянный свет. Из щелей, прорезанных в полу, поднимался прохладный ветерок. Тревиц не заметил признаков искусственного освещения и подумал, неужели альфанцам приходится ложиться спать с закатом солнца и вставать на заре? Он хотел спросить, но Хироко заговорила первая.

— Госпожа Блисс твоя подруга, уважаемый сэр?

— Подразумеваете ли вы под этим, что она моя любовница? осторожно спросил Тревиц.

Хироко покраснела.

— Умоляю тебя, соблюдай приличия вежливого разговора, но я действительно имела в виду интимные радости.

— Нет, она подруга моего ученого товарища.

— Но ты моложе и здоровее.

— Спасибо за добрые слова, но Блисс думает иначе. Ей гораздо больше нравится доктор Пелорат.

— Это меня очень удивляет. Неужели он не поделится с вами?

— Я не спрашивал его об этом, но уверен, что нет. Да я этого и не хочу.

Хироко важно кивнула.

— Я понимаю. Это из-за ее основания.

— Основания?

— Ты знаешь. Вот этого. — И она шлепнула себя по грациозному тылу.

— Ах, вот в чем дело! Я понимаю вас. Да, у Блисс пышные формы, — он сделал волнистое движение руками и подмигнул, а Хироко рассмеялась.

— Но многим мужчинам, — продолжил Тревиц, — нравится такая фигура.

— Не могу этому поверить. Это какая-то жадность — желать в избытке того, что приятно в меру. Был бы ты более высокого мнения обо мне, если бы мои груди были массивнее и висели? Я видела такие, истинно говорю, но не видела, чтобы мужчины собирались вокруг них. Бедные женщины с таким недостатком, должно быть, вынуждены прикрывать свое уродство, как госпожа Блисс.

— Я тоже не одобряю таких излишеств, хотя уверен, что Блисс прикрывает свои груди не из-за каких-либо несовершенств.

— Значит, мою внешность и фигуру ты одобряешь?

— Я был бы сумасшедшим, если бы не одобрял. Вы прекрасны, Хироко.

— А как ты развлекаешься на своем корабле, когда летаешь от планеты к планете, при том, что госпожа Блисс тебе заказана?

— Никак, Хироко. Тут ничего не поделаешь. Иногда я мечтаю о развлечениях, и в этом есть свои неудобства. Но мы, космические путешественники, знаем, что бывают времена, когда мы должны обходиться без этого. Мы вознаграждаем себя в другое время.