К зданию компании они подъехали, когда на часах было уже около двух. Миша остановил машину и поспешил вперед, чтобы предупредить охранников, стоявших у входа. Очевидно, у охранников были строгие указания относительно любых гостей. Именно поэтому они внимательно проверили документы приехавших.

Даже подошедший Трошкин не смог уговорить их отступить от правила.

В этом здании когда-то размещался научно-исследовательский институт. После девяносто первого года четыре этажа пятиэтажного здания были сданы в аренду, и в бывших лабораториях обосновались разношерстные компании — по продаже различных товаров, по поставке продуктов, туристические фирмы. Постепенно часть офисов закрылась, а другие переехали в другие районы. В начале девяносто седьмого сюда переехала компания Халуповича. Тогда они занимали три этажа. Затем взяли в аренду еще один. Постепенно часть помещений было перестроено, и теперь рядом с центральным входом было два переоборудованных лифта. На одном можно было подняться до четвертого этажа включительно. Другой мог доставить вас на пятый этаж, где размещались лаборатории и отделы того, что раньше называлось «Научно-исследовательским институтом пищевой промышленности». До кризиса девяносто восьмого руководство компании серьезно полагало, что можно выкупить остальные помещения, а оставшиеся отделы института перевести куда-нибудь в другое место. Однако после кризиса подобных идей уже не возникало, а Халупович полагал, что и четыре этажа — недопустимая роскошь, что можно обойтись и тремя. Но, как бы там ни было, в пятиэтажном здании четыре этажа занимала компания Халуповича. В дальнем левом углу был еще третий небольшой лифт. Это был лифт для руководства компании, которым, кроме Халуповича, могли пользоваться только два вице-президента компании.

Разместившиеся на пятом этаже сотрудники института старались не тревожить своих богатых арендаторов. В столовую, оборудованную на втором этаже, они не ходили: там были установлены специальные цены только для сотрудников компании. К тому же пройти на другие этажи сотрудники института все равно бы не смогли. Вход на каждый был перекрыт железной решеткой, а ключи от дверей были только у завхоза компании. Полностью перекрывать этажи арендаторы не могли, это могло вызвать обоснованный запрет у пожарной инспекции. Но по лестнице, находившейся с правой стороны, с первого этажа можно было подняться только на пятый. Все остальные двери были закрыты. Тогда как с левой стороны здания можно было подняться до четвертого этажа включительно, и все двери были открыты. Правда, подобное новшество встречало серьезные возражения появлявшихся здесь время от времени пожарных инспекторов, но завхоз имел специальные инструкции, и сотрудники пожарной охраны уходили, довольные своими визитами, шурша купюрами, которые им вручались в благодарность за «понимание» проблемы.

Что касается сотрудников института, то они и не помышляли обедать в столовой арендаторов. Их осталось не более восьмидесяти человек, и все они ютились на пятом этаже, довольные уже тем, что институт не закрыли, и они могут получать зарплату, существуя на деньги, получаемые от аренды здания. Правда, в договор была вписана сумма, с которой платились налоги и начислялась зарплата сотрудникам института. Основную же часть денег получали директор и его заместитель. Вернее, в другом порядке — заместитель и директор. Директор был чудаковатым интеллигентом. Он не считал нужным вмешиваться в финансовые вопросы. Кандидат наук, он считал себя крупным ученым. Его заместитель по хозяйственной части был похож на большую крысу. Откормленный, красномордый, с большой родинкой на щеке и выпученными глазами, он успешно вел все дела. Несколько лет назад он впервые «доплатил» директору за аренду здания довольно приличную сумму в долларах, как раз в тот момент, когда его руководитель отчаянно нуждался в деньгах: он собирался менять разваливающуюся машину. С тех пор директор никогда и ни о чем не спрашивал своего заместителя. Ежемесячно получая в конверте тысячу долларов, он искренне полагал, что все идет правильно и что его заместитель получает столько же. Откуда ему было знать, что расторопный заместитель берет в десять раз больше и уже успел построить в Подмосковье довольно большую дачу, куда никогда не приглашал своих сослуживцев.

Охранники работали на компанию Халуповича и знали Трошкина в лицо. Но они получали строгие указания самого Эдуарда Леонидовича и поэтому проверяли каждого гостя, сверяя его документы с ранее поданной заявкой. Дронго терпеливо ждал, пока ему и его спутнице выписали пропуска, прежде чем разрешить пройти в здание.

Поднявшись на четвертый этаж, они оказались в приемной Халуповича. Здесь их встретила молодая женщина с аккуратно собранными в пучок волосами. На маленьком носике были изящные очки. Чуть выступающие вперед зубы не портили ее лица, придавая ему своеобразное очарование. Она была одета достаточно элегантно, чтобы Дронго смог оценить уровень ее зарплаты. Это была та самая Нина, о которой ему рассказывал Халупович.

— Здравствуйте, — дежурно улыбнувшись, произнесла Нина, — Эдуард Леонидович звонил и просил вас его подождать. Он скоро должен подъехать. Вы можете подождать в его кабинете.

В приемной стояла еще одна девушка. Если у Нины были светло-каштановые волосы, то вторая была блондинкой, причем цвет волос был естественным. У нее были правильные черты лица, тонкие губы, темные глаза. Цвет глаз, очевидно, был тоже естественным — она не носила модные сейчас линзы. А темные глаза в сочетании со светлыми волосами всегда придают облику налет сексуальности. Обе девушки были высокого роста, а юбки, заканчивающиеся гораздо выше колен, хорошо подчеркивали стройность их ног.

«Странно, что Халупович не сказал, что у него есть еще секретарша», — подумал Дронго.

Оксана Григорьевна оценила и отремонтированное здание, и внешний лоск секретарш Халуповича. В приемной было много цветов. Два стола стояли друг против друга. Очевидно, здесь работали две секретарши. Напротив кабинета Халуповича, на противоположной стороне приемной, висела табличка с фамилией Трошкина. Помощник всегда был рядом, под рукой. Дронго подумал, что это многое говорит о характере самого Халуповича. Обычно президент делил приемную со своим вице-президентом, но уж никак не с помощником, кабинет которого мог бы находиться в другом, менее престижном месте. Однако Халупович, очевидно, считал по-другому и все делал так, как считал нужным.

В просторном кабинете Халуповича, обставленным светлой мебелью из карельской березы, чувствовался вкус его хозяина. Окна закрывали бежевые занавески. Скрытые светильники источали причудливый рассеянный свет. Одну стену занимали стенные шкафы, где находились книги, журналы, необходимая литература. За стеклом были видны безделушки — несколько привезенных из разных стран сувениров. Стол Халуповича стоял у окна, а на противоположной стене висели три картины современных российских художников, очевидно, предусмотренные здесь дизайном самого кабинета. Каждая картина освещалась подсветкой в виде изящной золотистой капли.

У окна стоял длинный стол с двенадцатью стульями. Справа находился диван мягкого светло-бежевого цвета из натуральной кожи. Оксана первой прошла к нему, и Дронго последовал ее примеру.

— Чай или кофе? — спросила Нина, любезно улыбаясь.

— Мне кофе, — попросила Оксана Григорьевна.

— А мне чай, — улыбнувшись, добавил Дронго.

Нина вышла. Трошкин, стоя в дверях, тоже улыбался.

— Долго мы будем ждать вашего хозяина? — строго спросила Оксана Григорьевна. Очевидно, в присутствии молодой и красивой Нины она почувствовала себя не очень уверенно. Женщины стареют по-разному. Одни примиряются с неизбежностью, наслаждаясь новыми ощущениями и снисходительно покровительствуя молодым. Другие замыкаются в себе, резко меняя стиль жизни. Некоторые умудряются трансформироваться в стерв, которых раздражает любая женщина, если она моложе и красивее. Зачатки подобной стервозности у Оксаны были и с годами стали ощущаться более явственно.