– Конечно.
– Задача: отскрести с сапог всю здешнюю грязь, не сотворив при этом нового мира. И Дух Божий носился над водами, как я его понимаю. Конечно, тут - общественное место - уже натоптали как могли, но усугублять не хочется.

– Стойте, где стоите, - приказывает Кейс.
– Держите фонарик. Будете светить, куда я скажу.

Открытая коптильня. И на веревках вдоль стены вперемешку с пучками травы развешаны копченые птичьи тушки. Перья - в мешке в углу, очень аккуратно собраны. Тушки птичьи - и некрупных грызунов. На другой стене развешаны умело и осторожно снятые шкурки. Выделка, конечно, самая примитивная - но старательная и мастерская, ни одного лишнего разреза или разрыва.

Голуби... белые...

Лопата, самодельная стремянка, ящики, сколоченные из чего ни попадя, еще какой-то трудовой хлам. В земляной пол втоптаны мелкие перья, солома, опилки, гнутые гвозди. Окошко у самого потолка было затянуто пергаментной бумагой, сейчас она промокла, внутрь летят брызги.

– Чье это хозяйство?

– Луиса, воспитанника падре Фелипе. Он дурачок.

– А это?

– Перья и шкурки берет кооператив, на поделки всякие. А голубей у нас едят, и жареных, и копченых. Это ж не ваши, городские, - снисходительно объясняет буйвол.

Как же, как же. Наши морально чистые сельские пташки... Но неважно, не сейчас.

– И дурачку дали ружье?

– Да кто ж ему...
– ухает Гомес, только фонарь дрожит, - у него праща. Для этого голова не нужна.

Праща. Праща... Если поводить по стенкам, то можно увидеть и саму пращу. Даже не одну. Две, на выбор. Видимо, для четных и нечетных. Веревка потолще и погрубее, а второе - и не веревка даже, какой-то пояс? Лента? Что-то такое. И от каждого из мест преступления до этого сарая - примерно... так, надо не примерно, а точно.

– Лейтенант Гомес, вам тоже голова не нужна. Поэтому пройдите-ка отсюда до каждого места обнаружения трупа, считая шаги. Собьетесь - начинайте сначала.

Смотрит - как убить хочет. Нет уж, я так просто не дамся. Давай, пошел. А я тут еще постою и подумаю.

– Фонарик отдайте.

Пули, для пращи. Не просто случайные камешки, подходящие по размеру и весу, нет. Глиняные и свинцовые шарики. У глиняных дальность меньше и летят они... плохо они должны летать, метров на сто, может быть, но зато добычу не калечат, а голубю много не нужно. И кроту. А девочке? Взрослой женщине разве что шишку наставить, основательную такую шишку, взрослые здесь в шляпах живут и даже спят. В жестких кожаных шляпах. Свинцовым можно. Но это нужно, чтобы с собой было. А глиняные есть всегда.

Что это за лента все-таки? Пятна какие-то... если отстирать грязь, будет искусственный шелк с крупным цветочным узором. Странный материал для пращи. А если обработать вот эти мелкие темные пятна, то - конечно, будет кровь. Но оказаться может чья угодно, и кролика, и охотника...

Очень жарко. Очень. Плохо, когда так жарко, после болезни так всегда. И заснуть не получается: голова болит. Раньше, когда голова болела, то приходили ангелы и пели, а Господь утешал. А теперь? Зовешь-зовешь... надо, конечно, не так. Принести плоды и добычу. Настоящую, хорошую добычу. Тогда Он откликнется. Точно. Так правильно. Нужна жертва. Все время в голове эта мысль вертится - значит, ангелы подсказывают...

Значит, ангелы. Иже херувимы. Жертвы, голуби и перья. Давид с пращою. Кейс не знает, откуда приходят подобные образы. Из глубин бессветного океана, оттуда, где рыба-удильщик с фонариком на голове привлекает добычу, оттуда, где во впадинах гнездятся невиданные твари, не способные выжить на мелководье.

Не снаружи, нет. Это-то сто раз проверено. Никакой... экстрасенсорики, никакого "съема" информации, считывания. Просто все падает вниз, наслаивается, варится, и заводится там какая-то жизнь, сначала простая, а потом все более специализированная, она тянется к свету, потому что там, внизу, свет - это еда... Интуиция - это всего лишь логическое мышление со свернутыми цепочками. И, кстати, точно так же может врать. Так что серию мы отщелкаем, всю. И посмотрим потом в кабинете с нормальным увеличением, с нормальным светом, Боже благослови Силикон и всех присных его.

Этот буйвол со своими курсами даже не понял, что Катарина была жива, когда поцарапала лоб... сама взяла и поцарапала, конечно же. И что их убивали не там, где находили - крови на земле не было, только на трупе. Вот это уже для деревенского стыдно просто - они же тут все охотники...

Возвращается лейтенант Гомес. Глаза квадратные. Челюсть лежит на пузе. Вода течет потоками уже не только со шляпы.

– Триста шагов, триста пять шагов, триста три шага. Я там поскользнулся пару раз кое-где, так что ну триста в общем... от дверей как велено.

– Вы же в сарае смотрели, а?
– усмехается Кейс.
– Да тут, наверное, и дурачок догадался бы...

Буйволу не хочется ругаться... совсем. Да оно и понятно. Теперь доктор Камински вписывается в картину мира. У магов и волшебников всегда дурной характер, как-то это связано с ремеслом.

– У хорошего пращника, лейтенант, свинцовый шарик летит метров на 250. Может, чуть подальше. А глиняный примерно на сто, вес не тот, - снисходит Кейс до напоминания очевидного и общеизвестного.
– Да вы же и сами знаете. И никто ничего не видит, потому что видеть нечего. Луис, деревенский дурачок, на голубей охотится.